Гарри-бес и его подопечные

Судите сами: из эмбрионального состояния, через младенчество, детство, отрочество, юность попасть прямиком в суровую зрелость вот так, одним махом, возможно ль?

Но жизнь не дает послаблений, ей плевать на мою эволюцию, она требует невозможного: восстань и бди!

Я встал, не желая умирать лежа.

Страх Господень был одет соответственно: черная шляпа, черное пальто, белый шелковый шарф. (Пробуждавшийся во мне муж хохотнул: «Джентельмен-шоу» какое-то…) Мне же было не до смеха… Я знал, в кармане его пальто черный ствол. У меня его не было точно. Значит дуэли не получится. Получится циничный расстрел.

Почему я оказался одетым, для меня до сих пор остается загадкой. Мое голое тело он бы точно не потерпел. Он бы его стерилизовал каким-нибудь средневековым инструментом.

Альбины рядом не было. (Ho не было и Люси!)

— Я тэбя щас из окна викину.

— Что? — переспросил ребенок, а проснувшийся муж добавил: — А почему на «ты»? Мне кажется, мы не родственники… (Господи! Видели бы вы мой фейс после клюквенного пойла и мятежного сна. Я его видел в зеркале. Мельком. Описывать не стану, скажу одно: качать права с такими голубыми отеками перламутрового отлива сродни самоубийству.)

В его последующий текст я не врубился. Но звук был по-южному ярок.

Вообще-то я парень сообразительный, сразу понял, чего добивается от меня этот мафиози-стажер. Из всех его помпезных и шумных понтов я выудил главное и, не лукавя, расставил акценты:

— С Люсей я не спал.

Кажется он мне поверил. Но останавливаться не стал: «Я тэбя из окна сичас-с викину!».

И тут высказался тот, который во мне сидел. Пробудившийся окончательно муж обиделся, очевидно, за всех российских баб.

— Это мой город.

Звук усилился до ирреальной высоты и яркости. Фонило. Зашкаливало. Клинило и дребезжало.

Господи, никогда нам не понять этих южных излишеств. Чего тянуть? Выпустил обойму в живот и контрольный выстрел в затылок. И все разговоры…

Короче, мы были с позором изгнаны. Я и Альбина.

Вообще-то я все понимаю, дело молодое, горячее. А пьяных и сам терпеть не могу. Упрек был Альбине: предупреждать надо.

— А что? — заворковала любящая мать. — Арсен хороший.

— Денег много дает?

— Мало.

«Вам много не бывает», — подумал я.

Однако на улице было темно и противно. С другой стороны, потратить я все не успел. Альбина это чувствовала. Любящим сердцем.

— А сейчас мы поедем в одно хорошее место, — сказала она вкрадчиво. — Только надо что-нибудь взять.

Господи, кого она учит! Да я без спиртного шага не сделаю по этой благословенной земле. Да еще это «хорошее место» забрезжило в дымке.

Дальнейший пунктир мой выглядел так: черные черточки обратились глубокими провалами, а белые промежутки яркими сполохами. Провалы опускаем из-за угрюмой их неприглядности, но вот яркие сполохи… Что они мне дали? В смысле общечеловеческих ценностей.

Помню хозяина «хорошего места» в бороде и шевелюре. И его отпечаток на картонке, как бы «автопортрет». Художник, отметил я, не вкладывая в это открытие никаких эмоций.

Надо сказать, что раздвоение мое как личности, начавшееся с пробуждением, достигло к этому часу кульминации. Я № 1 сидел себе тихо в своем непробиваемом панцире, заперев все двери на все замки и цепочки, и равнодушно поглядывал в смотровую щель своих глаз: что там творится на театре жизни?

А на театре жизни я № 2 давал представление.

Я № 2 в отличие от я № 1 вскрыл все замки, открыл все шлюзы и нес во внешний мир свой мятежный дух, облеченный в слово. То есть, выражаясь точнее, ораторствовал, а еще точнее, так соловьем буквально заливался.

Зрителей было четверо. Три тетки, включая Альбину, и вышеупомянутый автопортрет художника.

Работаю я всегда на грани фола. То есть мужская половина обычно мрачнеет и вянет, прикидывая, мочить этого придурка сразу или немного погодя. Зато женская аудитория, для которой я собственно и стараюсь, пребывает в полном отрыве.

Вы видели документальный фильм «The Beatles»? Там есть эпизод их концерта на стадионе в Американских Штатах. Помните, что творилось на трибунах? Сюр какой-то: вой, визг, стоны и содрогания, то есть полнейшая и всеобщая шизонутость. Потом ребята жаловались, что никто их и не слушал вовсе. Даже полиция.

Так вот, за те Беатлес отрабатывал я, а за стадион одна из трех теток. Это тетка особая. Зовут ее Лена. С ней я был знаком вроде бы. Встречался однажды в аналогичном угаре в другом хорошем месте. Помню только, что работает она в Метрострое инженером. Нормальная с виду тетка, со стороны и не подумаешь, какой в ней зарыт динамит.

Что я нес тогда, даже примерно не помню. Очевидно полную ерунду. Но до сих пор я слышу всхлипы и стоны метростроевского инженера Елены. Она рыдала, как 70 тысяч американок, и только повторяла сквозь душившие ее спазмы: «Какой талантливый, какой талантливый…».

А талантливый, хлебанув водки, несся на всех парах к очередному провалу. Яркий сполох концертной деятельности неизбежно угасал. Я № 1 и я № 2 синхронно отвалились в никуда, то есть в глухой и черный мрак, без всяких сновидений.