— А что мне говорить, когда врешь ты все! Спасать меня вздумала? пристраиваешься… Решила, что все, заплутал блудный сын… размяк и отчаялся… Самое время для душеспасительных бесед. Вы таких вот и ловите в свои сети, перепуганных да уставших… У кого крыша съехала… от этой жизни чумовой, а в пустоту в одиночку ступить страшно… Вы тут как тут, подкрадываетесь… со светлой улыбочкой и набором успокоительных средств… Шептуньи. Можно и укольчик сделать, чтоб не думалось о плохом, не страдалось так безысходно. Ширануть Царством Божьим пониже спины… успокоить несчастного. Сказочку перед вечным сном рассказать… Только рано ты меня хоронишь, сказочница! сладкая ты моя врунья со стажем…
— Я не вру. Я верую.
— Что ты делаешь?
— Верую! И молюсь за тебя. Спаситель на кресте муку принял за всех грешников, за всех несчастных и отверженных… И за таких как ты, блуждающих в темноте.
— А ты почем знаешь?
— Так в Евангелиях написано… И сама я понимаю: без любви и веры невозможно жить. Устанешь… А ты не любишь никого. И, вообще, живешь дурно, неправильно… А Бог всех любит, всех жалеет.
— Что ж, Богу богово… А у нас, у кесарей, так: кому нравится поп, кому попадья, а кому попова дочка. У кого какие наклонности. Любовь — понятие творческое…
— Ты все насмешничаешь… Что ж веселись…
— А что мне остается делать? Как реагировать на все твои подкисшие байки? Мы, кажется, не в церкви, слушать твои причитания по поводу безвременно усопшего… А насчет Евангелия я тебе так скажу: не всему написанному верь. Все эти святые книжицы писались такими же сказочниками, вроде тебя… под Идею. А Идея проста, как пряник! Лишить нас свободы выбора. Того как раз, за что Спаситель и погиб на кресте.
— Твоя свобода выбора кончается одним: бардаком да пьянством!
— Ой, ой, ой… Мы, кажется, занервничали?..
— А Спаситель на крест пошел, чтобы безумие остановить! Безверие ваше и вседозволенность. К послушанию звал. Чтобы Бога помнили и боялись.
— Ну и как, получилось? Уже два тысячелетия спасает. Спасал, спасал… с переменным успехом… А тут из Преисподни нагрянули ребята крутые, земляки его, кстати, да устроили веселенький такой Содомчик на земле, где в Бога, как нигде веровали… Весь народ богоносец, всех праведников в общую яму скинули с дыркой в башке. Осталась одна сволота… И где логика?
— То было испытание страшное для народа. Путь к Богу тернист.
— Хватит! Не надо меня агитировать! Я сыт по горло твоей болтовней… Спаситель муку принял за свою жизнь. За истину, что коснулась его души. За то, что имел мужество не согласиться с тем хитрым божком, обслуживающим одну небольшую общину с кастой иудейских жрецов во главе… С Богом народа, самопровозгласившим свое мессианское предназначение. Которые, впрочем, не от хорошей жизни вцепились в него. Этот народец-страдалец долбили веками и они выживали любой ценой! Такова была логика их жизни: когда цель выживание — любые средства хороши. Но он — мудрец и романтик — презрел их божка и провозгласил: Бог един для всех народов! И я восхищаюсь его мужеством. Да! Но за свои делишки я сам отвечу. Без посредников… Я хоть и не аристократ, но и не последнее быдло. Я не позволю, что бы за меня кто-то отдувался. К тому же такой чистый агнец, как этот малый… Это плохо пахнет. Понимаешь, стыдно… Это скотство, в конце концов!