Гарри-бес и его подопечные

А дальше? Прощальная вечеря… Пасхальная трапеза с учениками. И ночь, и звездное небо, и тишина… И преломление хлеба, и вино, и омовение ног… И любовь, и согласие, и милосердие… И последняя заповедь: «Да любите друг друга, как я любил вас. Потому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою». И прощальные слова: «Отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царстве Отца моего». И горькие предчувствия, и горькие пророчества, и молитвы…

А дальше? Обычные дела: облава, предательство, КеПеЗе… Допросы, шельмование, подставные свидетели… Обвинение в подстрекательстве и богохульстве: «Хула против храма Божьего есть хула против Бога!». И наветы: «Ты провозгласил себя царем Иудейским и выступал против власти Рима!». И безмолвие Сына Человеческого… Ни слова в оправдание! И заседание Синедриона. И голосование: кто-то испугался и проголосовал, кто-то сомневался и не пришел… Остальным было плевать…

А дальше? Прокуратор Понтий, по прозвищу Пилат, наместник римской власти должен был подмахнуть смертный приговор. Обычные дела… Но что-то ему стало тоскливо… Он не хотел участвовать в этом кровавом балагане… Он не любил евреев. Их бешеный фанатизм и религиозная нетерпимость вселяли в него отвращение и возмущали чувство справедливости. Попирались гражданские права, на которых был воспитан римлянин. Он понял, какую жестокую и грязную роль ему уготовила каста священников, в угоду Закона, который он ненавидел.

Но этот кроткий Галилеянин, напротив, понравился ему. Он спросил его: «Ты правда провозгласил себя царем Иудейским? И звал к восстанию против власти Рима?». И тот ответил: «Царство мое не от мира сего». И объяснил прокуратору, что царство его — есть Истина.

— Что есть истина? — старый воин не понял ни единого слова. «Странный малый… Невинный мечтатель… Блаженный…»

Тогда он решил воспользоваться единственной возможностью спасти невиновного. По обычаю в день праздника Пасхи одного из осужденных прощали. Прокуратор вышел к толпе…

— Кого? — спросил он.

Но народу уже промыли мозги сексоты Каиафы… «Серый кардинал» Анна никогда не проигрывал. Когда дело касалось основ власти всемогущей касты жрецов, ему не было равных, он бил точно в цель. И толпа заурчала, оскалилась и завопила:

— Вар-р-р-раву!

Кто-то боялся и кричал, кто-то сомневался и помалкивал… а остальным было плевать:

— Вар-р-р-раву!

А дальше? Потеха!.. Его вывели к толпе, облачив в шутовской наряд. Он вышел в багряной власянице, с венцом из колючек на голове и жезлом в руках… Смешно! Солдаты ломали комедию, валяясь в ногах у него: «Радуйся, царь Иудейский!». Другие плевали и били его… Спектакль удался! Толпа заходилась, захлебывалась, агонизировала:

— Распни его!

А дальше? Путь на Голгофу с крестом… К лобному месту… К страшному, выжженному солнцем, потрескавшемуся «лысому черепу»… И зной… и пыль… и жажда… и унижение…

Жизнь не театр…

Всем осужденным предложили выпить сильно хмельного вина. Милосердный обычай: напиток смертного часа. Иисус лишь обмочил губы и пить отказался… Он предпочел уйти в ясном уме и полном сознании…

С него сняли одежды и пригвоздили к кресту. К позорному столбу! Его выставили напоказ. Смотрите: вот он какой, царь Иудейский! Толпа затаилась… смотрела во все глаза… Народ падок до подобных кровавых пиршеств. Палачи принялись делить одежду распятых… Беззлобно ругались… Кидали жребий… Ученики где-то скрывались… Лишь горстка верных подруг стояла поодаль. Галилеянки не прятали взоры… Они провожали Учителя и друга… Их скорбь и сострадание были безмерны… Была ли среди них его мать? Должна была быть. Точно никто не знает…

Глаза его заволокло огненное марево… Сквозь слезы и спазмы, и раздиравшую боль вспыхивала порой лишь выжженная солнцем пустыня, да небольшая толпа праздных людей… Им надоел вид страдания несчастных… Их утомило скорбное зрелище. Они заводили себя, кричали, бесновались, как дети, обезумевшие от жестокости и страха: «Ну ты, сын Божий, докажи! Сойди с креста! Спаситель человечества, спаси хотя бы себя!». Распятые разбойники глухо им вторили, поносили его… Но один вдруг сказал: «Мы страдаем за дело… А он, безвинный, ради чего!».

Он впал в отчаяние. У него не осталось ничего, кроме этой пустыни, смертельной тоски, нечеловеческой боли и беснующеийся толпы… Неужели ради этой низкой и тупой сволочи он принял муку? И возопил Иисус: «Или, Или! лама савахфани! (Боже, Боже! Для чего ты меня оставил?)». И все? Это конец? Нет, он воскликнул еще: «Отче! В руки твои предаю я мой Дyx…»

А дальше?.. Дальше! Дальше одни вопросы…