Гарри из Дюссельдорфа

— Предположим, господин доктор, что вы к кому-нибудь и обратитесь. Никто в Германии, кроме Юлиуса Кампе, не станет издавать ваших стихов, да и стихов вообще. Не возражайте мне, прошу вас.

Кампе раскрыл рукопись, переданную Гейне, и сказал:

— Читайте вслух.

Гейне покорно взял листок и прочел тихим, немного глухим голосом:

Они меня истерзали
И сделали смерти бледней, —
Одни — своею любовью,
Другие — враждою своей.

Они мне мой хлеб отравили,
Давали мне яда с водой, —
Одни — своею любовью,
Другие — своею враждой.

Но та, от которой всех больше
Душа и доселе больна,
Мне зла никогда не желала,
И меня не любила она!

Кампе ничего не сказал. Он взял из рук Гейне листок, вложил его в рукопись и снова раскрыл ее в другом месте.

— Прочитайте это, — отрывисто сказал он.

Гейне улыбнулся: издатель устроил ему лотерею. Ну что ж, вытянем еще билетик!.. И он прочитал:

Когда твоим переулком
Пройти случается мне,
Я радуюсь, дорогая,
Тебя увидев в окне

За мной ты большими глазами
С немым удивленьем следишь:
«Что нужно тебе, незнакомец,
И кто ты, о чем ты грустишь?»

«Дитя, я — поэт немецкий,
Известный всей стране,
И высшая слава, быть может,
Досталась на долю и мне.

А нужно, дитя, мне того же.
Что многим в нашей стране
Быть может, злейшая мука
Досталась на долю и мне…

Открылась дверь, и в кабинет Кампе вошел его секретарь. Чтение было прервано. Поэтическое настроение рассеялось. Кампе просил Гейне оставить рукопись. Чувствовалось, что стихи взволновали его и он хочет подумать об издании этой книги. Действительно, при следующей встрече с Гейне Кампе деловито спросил:

— Как назовем вашу книгу?

Гейне задумался:

— Не знаю… Там главным образом песни. Может быть, назвать… «Книга песен»?

Поэт не спрашивал у издателя, на каких условиях он выпускает его сборник, а Кампе делал вид, что только горячая любовь к стихам заставляет его решиться на такое невыгодное дело. В конце концов он выплатил поэту пятьдесят луидоров и взял с него расписку, что тот пожизненно отказывается в его пользу от гонорара за последующие издания «Книги песен». И только впоследствии Гейне горько раскаивался в этой сделке: еще при жизни поэта «Книга песен» выдержала тринадцать изданий и обогатила Кампе.

Стихотворения Гейне завоевали всеобщую любовь. И это неудивительно! В них было столько непосредственности и свежести; они дышали простотой народной песни и вместе с тем выражали тонкие и глубокие чувства современного человека.

И «Юношеские страдания», что составляли его первую книгу «Стихотворения», и «Лирическое интермеццо», и «Возвращение на родину», и два цикла «Северного моря», и стихотворения из «Путешествия по Гарцу» — все это богатство поэтического чувства, сверкающих образов и острой иронии было пополнено новыми, еще не входившими в сборники стихотворениями. Гейне приложил немало стараний, чтобы каждое, даже самое маленькое, стихотворение было связано в цикле с соседними. Получалась своеобразная симфония душевных переживаний поэта, и сильный, страстный голос его сердца перекликался с голосами лесных птиц, шумом рек и водопадов, запахами цветов и сверканием золотых звезд. Гейне был живописцем природы и находил смелые, неожиданные краски для ее изображения. Яростный дождь, хлеставший над Северным морем, он описал так, как еще никто до него не описывал:

Сердитый ветер надел штаны,
Свои штаны водяные,
Он волны хлещет, а волны черны, —
Бегут и ревут, как шальные.

Потопом обрушился весь небосвод,
Гуляет шторм на просторе.
Вот-вот старуха ночь зальет,
Затопит старое море!

Весь мир представляется Гейне, как живой, вечно меняющийся поток. Все существующее на земле им поэтически одушевлено, и даже звезды на небе ведут друг с другом беседы.

Фиалки смеются лукаво,
И тянутся розы к звездам,
И шепчут душистые травы
Душистую сказку цветам.

В его стихах «и солнце смеялось, и липа цвела», и «вздохи его обращались в полуночный хор соловьев».

Аккорды грусти слышны в «Книге песен»: печальное настроение поэта отражается и в восприятии природы.