— Да мне, собственно, пора. Василиса, возможно, будет за завтраком. Не хочу её видеть, — скривилась Верочка.
— Веруня, дай знать, если что, — целуя ручку своей даме, поспешил распрощаться с ней Барин. — Пока, родная.
Будогорский сжал на мгновение её ручки и отвернулся. Его красивое лицо не выражало никаких чувств. Гарри загородил собою дверь, преграждая таким образом путь в дом.
— В чём дело? — удивился Будогорский.
— Поговорить надо, — зло бросил Гарри.
Барин облокотился ногой о крутой подъём так называемого „крылечка“. Выглядел он, как всегда, потрясно. Гарри вспомнил, как его раздражал Барин, когда только появился в Хогвартсе. „Всё же я реже НЕ ошибаюсь, чем ошибаюсь“, — подумал он. Его жгла обида. За то, что Будогорский совсем не так безупречен, как ему бы хотелось. Что он, его учитель, нисколько не стесняясь своего воспитанника, с кем попало… А в отношении самого Гарри? Разве настоящий отец допустил бы подобную оргию в присутствии сына?.. На миг перед ним промелькнуло лицо Сириуса, который тоже не был образцом нравственности для своего крестника… Но тут же поспешил отогнать эту неприятную мысль. Это значит, что Будогорскому попросту плевать, что о нём подумает Гарри. Да что там… вообще Барину на всех плевать! Живёт в своё удовольствие, ни с кем не считаясь. Даже не побоялся признаться, что никого никогда не любил… оральный облик, так сказать, налицо.
— Та-ак, — Будогорский внимательно наблюдал за Гарри. — Разговор, похоже, будет долгим. Давай-ка присядем.
Он сел на верхнюю ступень крыльца, а Гарри указал на сваленное бревно подле входа. Гарри сел и сложил крестом на груди руки.
— Ты знаешь, что значит этот жест? — улыбнулся Будогорский.
— Какой ещё жест?
— Вот этот, — Барин скрестил, как Гарри, руки.
— И что?
— То, что ты закрыт для общения… И знаешь ещё что: я рад, что тебя бесит мой образ жизни… С другой стороны, в жизни нужно попробовать всё… или почти всё. Чтобы понять, что ЭТО не твоё. Однако путь этот довольно скользкий. В твоём, как бы это сказать, внутреннем стержне я уверен. Поэтому и допустил сегодняшнюю ночь… Это ведь не твоё, Гарри, так?
Тот молча кивнул и поднял на профессора осуждающий взгляд.
— А Вы?
— Я конченый человек в этом смысле, — усмехнулся Будогорский. — Тебе не стоит так реагировать. Нужно быть терпимым к слабостям других, Гарри. Кроме того, я никого не обманываю: у меня нет ни жены, ни невесты. Эта Верочка имеет прозвище… впрочем, лучше его не озвучивать. Какой бы она не была, она всё же женщина… Мир?
Барин протянул ему пятерню. Гарри ответил тем же. А потом, задрав свитер, обнажил свой поджарый живот, исполосованный красными полосами.
— Бедный мальчик! Тебя славно попарили… да на солнечные ожоги… — Будогорский озабоченно зацокал языком.
Бабка Ёжка выдала им склянку самопальной мази, и вечером того же дня началось лечение. Вот уже неделя прошла. Раны заживали медленно. Одно утешение: Рон с Гермионой встретили его как героя. Джинни смотрела на него недвусмысленно влюблённым взглядом. А Полумна с Невиллом готовы были носить на руках. Чашу Будогорский поместил в директорском кабинете, не зная пока, как поступить с ней в дальнейшем. Зато МакГонагалл казалось, будто она знает. Нынешний Директор (исполненный, конечно же, самых благородных побуждений) решила создать музей хогвартских раритетов — идею, без сомнения, ей подкинул Флитвик. Туда, разумеется, будет входить всё, так или иначе связанное с историей Хогвартса: меч Гриффиндора, чаша Пуффендуй… ну, и что-нибудь от каждого директора. Что конкретно — она пока не придумала.
— Ну? Что? — встретили его неспящие друзья.
— Что „что“? — вопросом на вопрос ответил Гарри.
— Что ОН решил предпринять сейчас? Вслед за чашей? — пояснила Гермиона.