Гарри Поттер и Дары Смерти

Он остановился как вкопанный. Джинни склонялась над девочкой, шёпотом звавшей свою мать.

— Всё хорошо, — говорила Джинни. — Всё путём. Мы хотим взять тебя в замок.

— Но я хочу домой, — шептала девочка. — Я не хочу больше драться!

— Я знаю, — сказала Джинни, и её голос дрогнул. — Всё идёт хорошо.

Волны холода побежали у Гарри по коже. Он хотел завопить, прямо в ночь, он хотел, чтобы Джинни узнала, что он здесь, он хотел, чтобы она знала, куда он идёт. Он хотел, чтобы его остановили, отволокли назад, отправили домой…

Но он и так дома. Хогвартс был первым его домой, и лучшего он не знал. Он, и Волдеморт, и Снэйп, все никому не нужные мальчишки, все они нашли здесь дом…

Джинни стояла на коленях рядом с раненой девочкой, и держала её за руку. Гарри страшным усилием заставил себя идти дальше. Ему показалось, что Джинни оглянулась, когда он проходил мимо, и он подумал, не почувствовала ли она, что рядом кто-то ходит, но он не заговорил, и не посмотрел назад.

В темноте обрисовалась хижина Хагрида. Ни огонька; не слышно, как Клык скребётся в дверь, не гудит его приветственный лай. Визиты к Хагриду, и блеск медного котла над огнём, и каменные кексы, и гигантские личинки, и большое бородатое лицо, и как Рона тошнило слизняками, и как Эрмиона помогала спасать Норберта…

Он пошёл дальше, и вот он дошёл до края леса, и здесь он остановился.

Дементоры скользили среди деревьев, целая туча; он чувствовал их холод, и он не был уверен, что сможет безопасно их миновать. У него не осталось сил для Покровителя. Он уже не мог сдерживать собственную дрожь. В конце концов, умирать оказалось не так легко. Каждая секунда его дыхания, запаха травы, прохладного ветерка на лице — это же такая драгоценность: только подумать, что у людей — годы и годы, время, которое можно тратить, которое можно тянуть, а он цепляется за каждую секунду. В то же самое время он думал, что не сможет идти дальше, и знал, что должен. Долгая игра закончена, Снитч пойман, пришло время прекращать полёт…

Снитч. Его потерявшие чувствительность пальцы мгновение повозились с кошельком на шее, и он его вынул.

Я открываюсь в конце.

Часто и тяжело дыша, он уставился на Снитч. Сейчас, когда он хотел бы заставить время течь так медленно, как только возможно, он, кажется, его ускорил, и понимание пришло так быстро, словно он в него врезался. Вот он, конец. Миг настал.

Он прижал золотистый металл к губам и прошептал: — Я скоро умру.

Металлическая сколупка раскрылась. Он опустил дрожащую руку, поднял, под Плащом, палочку Драко и тихонько сказал: — Люмос.

На двух половинках Снитча лежал чёрный камень с неровной трещиной через середину. Воскрешающий Камень треснул по вертикальной черте, представляющей Бузинную Палочку. Треугольник и круг, представляющие Плащ и Камень, были по-прежнему различимы.

И снова Гарри не потребовалось думать, чтобы понять. Речь шла не о том, чтобы привести их назад, он сам скоро должен был к ним присоединиться. Не он их призывал: они звали его.

Он закрыл глаза и трижды повернул камень на ладони.

Он знал, что это произошло, потому что услышал слабое движение рядом, обозначавшее, что лёгкие тела ступили ступили ногой на сырую, усыпанную ветками землю лесной опушки. Он открыл глаза и посмотрел вокруг.

Это были не призраки, и не плоть, он мог это видеть. Больше всего они походили на Ребуса, когда тот давным-давно вышел из дневника, воспоминанием, чуть-чуть не ставшим живым. Меньше вещественные, чем живые тела, но больше, чем призраки, они шли к нему. И на каждом лице была одна и та же любящая улыбка.

Джеймс был в точности такого же роста, как Гарри. На нём была та одежда, в которой он умер, и его волосы были растрёпанные и взъерошенные, и его очки были чуть-чуть набок, как у мистера Висли.

Сириус был высокий и красивый, и много моложе, чем Гарри знал его в жизни. Он шагал с небрежным изяществом, руки в карманах, на лице ухмылка.

И Люпин был моложе, и не такой оборванный, и его волосы были гуще и темнее. Было видно, что он счастлив вернуться в знакомые места, где он столько бродил в юности.

Лили улыбалась шире всех. Подойдя поближе, она откинула назад свои длинные волосы, и её зелёные глаза, так похожие на его, жадно изучали его лицо, словно она никогда не сможет наглядеться досыта.

— Ты был таким храбрым.

Он не мог говорить. Ему было праздником глядеть на неё, и он подумал, что если вот так стоять и смотреть на неё, то больше ничего не надо.

— Ты уже почти с нами, — сказал Джеймс. — Очень близко. Мы… гордимся тобой.

— Это больно?

Ребячий вопрос сорвался с его губ быстрее, чем Гарри смог его остановить.

— Умирать? Нисколько, — сказал Сириус. — Быстрее и легче, чем уснуть.

— И он захочет, чтобы это было быстро. Он хочет поставить точку, — сказал Люпин.

— Я не хотел, чтобы вы умерли, — сказал Гарри. Эти слова пришли помимо его воли. — Каждый из вас. Простите…

Больше всего он обращался к Люпину, умолял его.

— …сразу после того, как у вас появился сын… Ремус, мне так жаль…