Не имея ни малейшего представления о том, куда им дальше двигаться, они, тем не менее, продолжали колесить по сельской местности, каждый вечер меняя место ночлега в целях безопасности. Каждое утро они уничтожали все следы своего пребывания, после чего отправлялись в очередное такое же уединённое и укромное место, аппарируя то в леса, то в тёмные расщелины утёсов, то в лиловые поля вереска, то на склоны холмов, покрытых утёсником, а однажды даже в укромную каменистую бухту. Каждые двенадцать часов или около того они передавали друг другу хоркрукс, будто играли в какую-то ненормальную замедленную игру "Передай пакет", каждый раз боясь, что музыка остановится, потому что наградой были двенадцать часов страха и беспокойства.
Шрам Гарри не переставал колоть. Он стал замечать, что это случалось особенно часто, когда он носил хоркрукс. Иногда боль была просто невыносимой.
— Что? Что ты видел? — спрашивал Рон всякий раз, когда замечал, что Гарри морщится от боли.
— Лицо, — каждый раз бормотал Гарри. — Всё то же лицо. Вора, сбежавшего от Грегоровича.
И Рон каждый раз отворачивался, даже и не пытаясь скрыть своего разочарования. Гарри понимал, что Рон надеялся услышать какие-нибудь новости о его семье или о ком-то из Ордена Феникса, но, в конце концов, Гарри же не был телевизионной антенной; он мог видеть только то, о чём думал Вольдеморт в данный момент, он не мог настраиваться по желанию. Очевидно, Вольдеморт бесконечно думал о неизвестном юноше с радостным лицом, чьё имя и местонахождение — Гарри был в этом уверен — Вольдеморт знал не лучше, чем он сам. Так как шрам не переставал гореть, а радостный белокурый паренёк то и дело всплывал в памяти, Гарри научился не подавать признаков боли или неприятных ощущений, поскольку его друзья становились лишь раздражительными при очередном упоминании о воришке. И он не мог их за это винить, поскольку все они отчаянно нуждались хоть в каких-то зацепках относительно хоркруксов.
Дни перетекали в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона обсуждают его в его отсутствие. Несколько раз они резко прекращали разговор, когда Гарри входил в палатку, а дважды он случайно замечал, как они, стоя в сторонке, о чём-то торопливо переговаривались, склонив головы друг к другу; и оба раза они прекращали разговаривать, как только замечали его, и поспешно делали вид, что заняты сбором дров или воды.
Гарри то и дело думал о том, что его друзья согласились участвовать в этом путешествии, которое теперь походило на бессмысленные и беспорядочные скитания, лишь из-за того, что думали, будто у него есть секретный план, в который он введёт их по ходу дела. Рон даже не пытался скрыть своего дурного настроения, и Гарри начал опасаться, что и Гермиона тоже разочаровалась в его слабых лидерских способностях. Он отчаянно размышлял о местонахождении остальных хоркруксов, но единственным местом, которое не выходило у него из головы, был Хогвартс, а поскольку ни один из его друзей не допускал, что подобное возможно, то, в конце концов, он перестал о нём упоминать.
Пока они путешествовали, на окрестности навалилась осень. Теперь палатку приходилось разбивать на ковре из прелых опавших листьев. К дымке, создаваемой дементорами, примешались естественные туманы; теперь ко всем неприятностям добавились ещё и ветер с дождём. То, что Гермиона стала гораздо лучше разбираться в съедобных грибах, не могло компенсировать их продолжавшуюся изоляцию, нехватку общения или совершенное неведение того, что происходило в войне против Вольдеморта.
— А вот моя мама, — сказал Рон, когда они сидели в палатке на берегу реки в Уэльсе, — может из воздуха сделать отличнейшую еду.
Он угрюмо потыкал в куски обугленной серой рыбы, лежавшей на его тарелке. Гарри машинально взглянул на шею Рона и, как и ожидал, увидел сверкавшую золотую цепочку хоркрукса. Он сдержался, чтобы не высказаться, поскольку знал, что настроение Рона немного улучшится, когда придёт время снять медальон.
— Твоя мама не может делать из воздуха еду, — возразила Гермиона. — Никто этого не может. Еда является первым из пяти принципиальных исключений Закона Гампа об элементарной трансфигура…
— Слушай, говори, по-английски! — сказал Рон, вытаскивая из зубов рыбью косточку.
— Невозможно сотворить еду из ничего! Ты можешь её призвать, если знаешь, где она, ты можешь её видоизменить, ты можешь сделать больше, если у тебя уже сколько-то есть…
— Тогда, не стоит трудиться и делать этого больше, это отвратительно, — сказал Рон.
— Гарри поймал рыбу, а я сделала с ней всё, что могла! Я заметила, что почему-то именно я занимаюсь готовкой; уж не из-за того ли, что я девушка?
— Нет, это из-за того, что ты якобы лучше всех разбираешься в магии! — парировал Рон.
Гермиона вскочила на ноги, и куски жареной щуки упали с её жестяной тарелки на пол.
— В таком случае, Рон, завтра сам можешь готовить, сам найди ингредиенты и попытайся превратить их во что-нибудь более съедобное, а я буду сидеть, воротить нос и стонать, и тогда посмотрим, как ты…