— Откуда Вы знаете? — удивленно спросил он.
Тетя Петуния сама испугалась произнесенных ею слов. Она посмотрела на дядю Вернона жалким извиняющим взглядом, и отняла руку ото рта, немного приоткрыв лошадиные зубы.
— Я слышала…этот ужасный мальчишка…говорил ей о них…много лет назад, — произнесла она отрывисто.
— Если Вы имеете ввиду моих маму и папу, то почему бы не называть их по именам? — громко спросил Гарри, но тетя Петуния выглядела ужасно обеспокоенной и просто проигнорировала это замечание.
Гарри был ошеломлен. Не считая того случая несколько лет назад, когда тетя Петуния крикнула ему в лицо, что его, Гарри, мать была ненормальной, он никогда больше не слышал из ее уст хоть какого-то напоминания о покойной сестре. Поэтому его поразило, что все эти годы она помнила разрозненные обрывки информации о магическом мире, но прилагала всю энергию к тому, чтобы притворяться, будто этого мира не существует.
Дядя Вернон открыл рот, закрыл, открыл снова, закрыл, и, будто забыв, как нужно говорить, он открыл его в третий раз и прокаркал:
— Так…так… они… эээ…они действительно существуют, эти… демент, как их там?
Тетя Петуния кивнула.
Дядя Вернон недоверчиво переводил взгляд с тети Петунии на Дадли, затем на Гарри и обратно, словно надеялся, что кто-нибудь из них вдруг закричит: «С первым апреля!». Когда он окончательно убедился в том, что никто не собирается этого делать, он снова открыл рот, но был избавлен от необходимости мучительно подыскивать слова, прибытием третьей за этот вечер совы. Она пронеслась сквозь все еще распахнутое настежь окно, как покрытое перьями пушечное ядро и с грохотом приземлилась на кухонном столе, заставив троих Дурслеев подпрыгнуть на месте. Гарри вытащил из совиного клюва второй выглядевший вполне официально конверт и разорвал его, извлекая письмо. Сова уже скрылась в ночи.
— Хватит…с меня… мерзких… сов, — с безумным видом пробормотал дядя Вернон, с грохотом захлопывая окно.
Дорогой мистер Поттер,
Гарри трижды быстро перечитал письмо. От сознания того, что еще не все потеряно, он исключен неокончательно, узелок отчаяния в его груди немного ослаб. Все зависело от слушаний двадцатого августа.
— Ну? — поинтересовался дядя Вернон, вырвав Гарри из водоворота мыслей. — Что теперь? Они тебя к чему-нибудь приговорили? Надеюсь, у вас практикуется смертная казнь? — спросил он полным надежды голосом.
— Я должен прибыть на слушания, — ответил Гарри.
— И они приговорят тебя там?
— Полагаю, что да.
— Не хочу тебя обнадеживать, — противно захихикал дядя Вернон.
— Ну, если это все…. - сказал Гарри, поднимаясь. Он отчаянно захотел остаться в одиночестве, подумать, возможно, послать письма Рону, Гермионе и Сириусу.
— НЕТ, ПОГАНЕЦ, ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ! — заорал дядя Вернон. — СЯДЬ НА МЕСТО!
— Ну что еще? — нетерпеливо поинтересовался Гарри.
— ДУДЛИ! — надрывался дядя Вернон. — Я хочу знать, что в действительности произошло с моим сыном!
— ХОРОШО! — крикнул Гарри, от охватившего его гнева с кончика волшебной палочки посыпались красные и золотые искорки. Дурслеи испуганно вздрогнули.
— Мы с Дудли находились в проулке между Магнолийным перекрестком и Глициновым переулком, — быстро произнес Гарри, стараясь удерживать в узде гнев, готовый вырваться наружу. — Дудли решил было, что умнее меня, я достал палочку, чтобы припугнуть его, но я ее не использовал. Затем появились два дементора ….
— Но что такое эти дементоиды? — зло спросил дядя Вернон. — Что они делают?
— Я же говорил… они высасывают из тебя все счастье, — ответил Гарри. — А если у них появляется возможность, то они целуют тебя…
— Целуют? — глаза дядя Вернона вылезли из орбит. — Целуют?