Он почувствовал, как воспоминания об этом снедают его изнутри. Он-то был так уверен, что его родители были чудесными людьми, что ему не составляло большого труда не верить в клевету Снэйпа о характере его отца. Разве такие люди, как Хагрид и Сириус не говорили ему о том, каким замечательным был его отец? (Ага, учитывая то, что Сириус был таким же, подсказал ворчливый голосок в голове Гарри…таким же отвратительным, так ведь?) Да, однажды он подслушал, как профессор МакГонаголл говорила, что его отец и Сириус были сущим наказанием для школы, но она описывала их исключительно, как неких предтеч близнецов Уизли, а Гарри не мог вообразить, чтобы Фрэд с Джорджем подвесили кого-нибудь вниз головой только ради забавы… если только не питали к этому человеку сильнейшего отвращения… возможно, Малфоя или кто-то вроде него, на самом деле заслуживающих этого.
Гарри пытался убедить себя в том, что Снэйп заслужил то, что схлопотал от его отца — но разве Лили не спросила: «Что он тебя обидел?», и разве Джеймс не ответил «Самим фактом своего появления на свет, если ты понимаешь, о чем я говорю». Разве Джеймс не затеял всего этого только из-за того, что Сириус заскучал? Гарри вспомнил, как еще на Гриммолд-Плэйс Люпин сказал, будто Думбльдор сделал его старостой, в надежде, что он сможет удерживать Джеймса и Сириуса в узде…но в дубльдуме он просто сидел там и даже не пытался их остановить…
Гарри напомнил себе, что Лили все же вмешалась — значит, его мать была вполне приличным человеком. Но воспоминание о том, каким было ее лицо, когда она орала на Джеймса почему-то беспокоило его, Гарри просто не мог понять, как же в конце-концов эти двое поженились. Несколько раз ему даже пришла в голову мысль, что Джеймс просто заставил ее…
Около пяти лет он считал своего отца источником утешения и вдохновения. Если кто-то говорил, что он похож на Джеймса, Гарри загорался от гордости. А теперь… теперь, думая о нем, он чувствовал только холод и печаль.
После Пасхи погода стала ветреней, теплее и солнечнее, но Гарри, как и другие пяти и семиклассники не высовывал носа наружу, бесконечно повторяя изученное, и курсируя только в библиотеку и обратно. Гарри делал вид, что его дурное настроение сопряжено исключительно с предстоящими экзаменами, а так как и остальные Гриффиндорцы сами были по уши в учебе, они приняли это за чистую монету.
— Гарри, я с тобой говорю, ты что меня не слышишь?
— А?
Он оглянулся. Ужасно растрепанная Джинни Уизли присоединилась к нему за библиотечным столом, где он прежде сидел один. Был поздний воскресный вечер: Гермиона вернулась в Гриффиндорскую башню, чтобы повторить Древние Руны, а Рон был на Квиддитчной тренировке.
— О, привет, — отложил книгу Гарри. — А ты чего не на тренировке?
— Она закончилась, — ответила Джинни. — Рон поволок Джека Слопера в больничное крыло.
— Почему?
— Ну, мы не совсем уверены, но, кажется, он врезал сам себе собственной битой, — она тяжело вздохнула. — Короче…только что пришла посылка, прямо после ревизии Умбридж.
Она поставила на стол коробку, упакованную в коричневую бумагу — ее точно кто-то уже распаковывал, а затем аккуратно упаковал вновь. На ней даже стояла надпись красными чернилами: Проверено и допущено Верховным Инквизитором Хогвардса.
— Пасхальные яйца от мамы, — сказала Джинни. — Там одно для тебя… вот.
Она протянула ему прекрасное шоколадное яйцо, украшенное маленькими, глазированными Пронырами, и вместе с посылкой, сумку Шипучих Шмельков. Гарри уставился на подарок, а потом, к своему ужасу, почувствовал, как ком встал в его горле.
— Ты в порядке, Гарри? — тихо спросила Джинни.
— Ага, все нормально, — прохрипел Гарри.
Ком в горле мешал дышать. Он не понимал, почему он среагировал так на пасхальное яйцо.
— Ты последнее время кажешься ужасно подавленным, — продолжила Джинни. — Знаешь, я уверена, если бы ты только поговорил с Чу…
— Я вовсе не с Чу хочу поговорить, — грубо оборвал ее Гарри.
— А с кем же, тогда? — уставилась на него Джинни.
— Я…
Он огляделся, чтобы увериться в том, что их никто не слышит. Мадам Шипц находилась за несколько стеллажей от них, пропечатывая стопку книг для безумного вида Ханны Эббот.
— Я мечтал бы поговорить с Сирриусом, — пробормотал он. — Но знаю, что не могу.
Джинни не отрывала от него задумчивого взгляда. Больше для того, чтобы как-то занять себя, чем потому что на самом деле хотел этого, Гарри развернул пасхальное яйцо, отломил большой кусок шоколада и засунул его в рот.
— Ну, — медленно произнесла Джинни, тоже запихнув себе в рот кусок шоколада. — Если ты на самом деле так хочешь поговорить с Сириусом, мы могли бы подумать над этим.
— Да ладно, — понуро отмахнулся Гарри. — Когда Умбридж следит за всеми каминами и вскрывает всю почту?
— Если ты растешь с Фрэдом и Джорджем, — задумчиво произнесла Джинни. — То волей-неволей начинаешь думать, что если хватит терпения, то можно сделать все, что угодно.