Ощущение было такое, словно он проделал долгий-долгий путь… даже не верилось, что меньше суток назад под омелой к нему подошла Чо Чанг… он так устал… и так боялся заснуть… и неизвестно, насколько еще хватит сил бороться с усталостью… Дамблдор сказал ему остаться… это значит, что можно поспать… но страшно… вдруг это опять случится?
Гарри провалился в забытье…
Такое впечатление, что фильм в голове только этого и ждал. Гарри отправился по пустынному коридору к незатейливой черной двери, вдоль стен грубого камня, факелов, мимо каменных ступеней лестничного пролета слева, ведущего куда-то вниз…
Он добрался до черной двери, но не смог ее открыть… стоял и
— Гарри, — издалека донесся голос Рона, — мама сказала, что ужин готов, но если ты хочешь еще полежать, она тебе что-нибудь оставит.
Гарри открыл глаза, но Рон уже вышел из спальни.
Теперь, когда всем известно, что именно таится в нем, от него, наверное, будут держаться подальше.
Не стоит спускаться на ужин, незачем им навязываться. Гарри перевернулся на другой бок и спустя некоторое время вновь погрузился в сон. Спал он долго, проснулся уже на рассвете от острого голода и храпа Рона по соседству. Оглянув комнату, Гарри обнаружил, что на холсте опять стоит темный силуэт Финеаса Нигеллуса, и тогда ему пришло в голову, что Дамблдор, должно быть, отправил Финеаса Нигеллуса следить, как бы Гарри опять на кого-нибудь не набросился.
Чувство отвращения к себе усилилось. Гарри пожалел, что послушался Дамблдора… Если теперь на Гриммолд-плейс ему уготована именно такая жизнь, то уж лучше бы отправиться на Прайвет-Драйв.
На следующее утро все принялись украшать дом к Рождеству. Гарри и не помнил Сириуса в таком прекрасном расположении духа, тот даже напевал рождественские песенки и явно предвкушал предстоящий праздник в компании. Голос его сейчас доносился с нижнего этажа в ту холодную гостиную, где в одиночестве, с чувством болезненного удовлетворения от того, что всем предоставлена возможность посплетничать о нем беспрепятственно, чем они наверняка воспользуются, сидел Гарри и глядел на белевшее за окнами небо, грозившее вот-вот просыпаться снегом. Услышав, как миссис Уизли снизу негромко зовет его обедать, Гарри поднялся этажом выше и сделал вид, что не слышал.
Около шести вечера раздался дверной звонок, миссис Блек вновь начала голосить. Предположив, что со звонком заявился Мундугус или еще кто-нибудь из Ордена Феникса, Гарри устроился поудобнее у стены в комнате Брыклюва, где прятался, и сосредоточился, пытаясь подавить чувство голода, которое возникло, пока он кормил гиппогрифа дохлыми крысами. Поэтому, когда несколько минут спустя раздался громкий стук в дверь, даже вздрогнул от неожиданности.
— Я знаю, что ты там, — донесся голос Гермионы, — Выйди, пожалуйста! Я хочу с тобой поговорить.
— Что ты здесь делаешь? — распахнув дверь, удивленно воскликнул Гарри, а Брыклюв снова принялся скрести усыпанный соломой пол в поисках каких-нибудь завалявшихся крысиных остатков. — Ты же вроде бы уехала с родителями кататься на лыжах?
— Ну, честно говоря, лыжи это
Гарри поплелся следом за ней на третий этаж. Войдя в спальню, он даже удивился, когда увидел, что там, сидя на Роновой кровати, их поджидают Рон и Джинни.
— Я приехала «Кавалебусом»,[197]
— беззаботно пояснила Гермиона, прежде чем Гарри нашелся, что сказать, и сняла куртку. — Дамблдор еще утром первым делом рассказал мне, что произошло, но отъезд пришлось отложить до официального окончания семестра. Амбридж уже вне себя от того, что ваша компания исчезла прямо у нее из-под носа, хотя Дамблдор ей объяснял, что мистер Уизли попал в клинику святого Мунго, и он всем вам выдал разрешение его проведать. Ну… — она присела рядом с Джинни, и все трое вместе с Роном воззрились на Гарри, — …и как ты себя чувствуешь?— Прекрасно… — натянуто ответил Гарри.
— Гарри, ой, только не ври, — недоверчиво отозвалась Гермиона. — Рон с Джинни говорят, что с тех пор, как вы вернулись из святого Мунго, ты носу не кажешь.
— Они так говорят, да? — Гарри сверкнул глазами на Рона и Джинни.