Потом ему внезапно пришла в голову жуткая мысль:
Выход только один — нужно сейчас же покинуть Гриммолд-плейс. Он проведет Рождество в Хогвартсе, в одиночестве, во всяком случае, на каникулах все остальные будут в безопасности… но нет, этого делать нельзя, в Хогвартсе полно людей, которым тоже, в случае чего, угрожают раны или увечья. Что если следующим станет Шеймас, или Дин, или Невилл? Гарри застыл на месте и уставился на пустую картинную раму Финеаса Ниггелуса. Сердце налилось свинцовой тяжестью. Никакой альтернативы нет: чтобы окончательно порвать со всеми прочими магами — перед ним одна дорога, на Прайвет-Драйв.
Ладно, если придется поступить так, подумал Гарри, то какой смысл тут разгуливать. Изо всех сил стараясь не представлять, как отреагируют Дарсли, когда он объявится у них на полгода раньше срока, Гарри шагнул к сундуку, захлопнул крышку, запер и машинально огляделся в поисках Хедвиги, а потом вспомнил, что она в Хогвартсе — тем лучше, не придется нести еще и ее клетку — затем взялся за сундук, потащил его и на полпути к двери услышал коварный голос:
— Убегаешь, да?
Гарри оглянулся. На холсте своего портрета объявился Финеас Нигеллус и, насмешливо глядя на Гарри, облокотился о картинную раму.
— Нет, не убегаю, — отрезал Гарри и подтащил сундук еще на пару шагов вперед.
— А мне-то казалось, — продолжил Финеас Нигеллус, поглаживая острую бородку, — что гриффиндорец должен быть
— Я спасаю не свою шкуру, — бросил Гарри и по изъеденному молью, скомканному ковру подтащил сундук к самой двери.
— О, я
Гарри никак не отреагировал. Его рука уже легла на дверную ручку, когда Финеас Нигеллус лениво процедил:
— У меня для тебя послание от Альбуса Дамблдора.
Гарри немного повернулся.
— Какое послание?
— «Оставайся на месте».
— Я и не двигаюсь! — воскликнул Гарри, все еще держась за дверную ручку. — Так что за послание?
— Я только что тебе его передал, болван, — вкрадчиво пояснил Финеас Нигеллус. — Дамблдор сказал:
— Зачем? — раздраженно спросил Гарри, отпуская сундук. — Зачем ему нужно, чтобы я остался? Что еще он сказал?
— Больше ничего, — Финеас Нигеллус повел тонкой черной бровью, словно сочтя Гарри наглецом.
Гарри взвился, словно змея из высокой травы. Он измучился, он был совершенно сбит с толку, за последние двенадцать часов он испытывал ужас, облегчение и снова ужас, а Дамблдор по-прежнему не хочет с ним разговаривать!
— Вот так вот, да? — воскликнул он. —
— Да будет тебе известно, — принялся перекрикивать Гарри Финеас Нигеллус: — вот за что я
— У него какие-то планы на меня, да? — моментально перебил его Гарри.
— Разве я так сказал? — не спеша разгладив складки шелковых перчаток, возразил Финеас Нигеллус. — Надеюсь, ты меня простишь, но у меня есть более приятные занятия, чем выслушивать подростковое нытье… Всего наилучшего.
Финеас Нигеллус шагнул за картинную раму и исчез.
— Ну и проваливайте! — заорал Гарри, обращаясь к пустой раме. — И передайте Дамблдору ба-альшое спасибо!
Чистый холст молчал. Гарри, кипя от возмущения, подтащил сундук обратно к изножью кровати, рухнул лицом вниз на побитое молью покрывало и зажмурился, все тело у него ныло и ломало.