От Сириуса и Люпина Гарри получил в подарок серию потрясающих книг под названием
— С Рождеством! — поздравил Джордж. — Вниз пока не спускайтесь.
— А почему? — удивился Рон.
— Мама опять плачет, — уныло пояснил Фред, — Перси прислал назад свой рождественский свитер.
— И не написал ни строчки, — добавил Джордж. — Даже не спросил, как папа, и проведать не захотел.
— Мы попробовали ее успокоить, — буркнул Фред, пододвигаясь поближе, чтобы рассмотреть портрет Гарри, — сказали ей, что Перси просто здоровенный кусок крысиного дерьма.
— Не помогло, — признался Джордж и куснул шоколадную лягушку. — Теперь Люпин этим занимается. Так что пусть уж лучше он до завтрака поднимет ей настроение.
— А что это вообще-то должно означать? — Фред с подозрением взглянул на творение Добби. — Похоже на гиббона с фингалами.
— Это же Гарри! — воскликнул Джордж и ткнул пальцем в обратную сторону рисунка. — Так подписано на обороте!
— Изумительное сходство, — фыркнул Фред.
Гарри швырнул в него своим новеньким дневником, тот попал в стену, упал на пол и жизнерадостно провозгласил:
Ребята встали и оделись. Слышно было, как обитатели дома поздравляют друг друга с Рождеством. По дороге на завтрак им попалась Гермиона.
— Гарри, спасибо за книгу! — оживленно воскликнула она. — Мне так давно нужна была эта
— Не за что, — буркнул Рон. — А это еще кому? — добавил он, кивая на аккуратно завернутый подарок в руках у Гермионы.
— Кричеру, — радостно пояснила Гермиона.
— Только не одежду! — всполошился Рон. — Помнишь, что Сириус говорил: Кричер слишком много знает, его нельзя освобождать!
— Это не одежда, — заверила Гермиона, — хотя, будь моя воля, я бы, конечно, подарила ему что-нибудь из одежды вместо той грязной старой тряпки. Нет, здесь лоскутное стеганое одеяло, я подумала, оно украсит его спальню…
— Какую спальню? — поразился Гарри, но шепотом, потому что они как раз проходили мимо портрета матери Сириуса.
— Ну, Сириус называет это не совсем спальней, скорее — берлогой, — призналась Гермиона, — кажется, он спит под паровым котлом в кухонном чулане.
Спустившись в подвал, ребята застали там только миссис Уизли, стоявшую у печи. Она пожелала им счастливого Рождества таким голосом, словно подхватила жестокий насморк, и все отвели глаза.
— Ну, здесь, что ли, спальня Кричера? — Рон направился к обшарпанной двери в углу напротив кладовки.
Гарри никогда не видел эту дверь открытой.
— Да, — кивнула Гермиона и нервно добавила: — Э-э… по-моему нужно постучать.
Рон постучал в дверь костяшками пальцев, но никакого ответа не последовало.
— Небось, наверху шляется, — заключил Рон и без лишних проволочек дернул дверь на себя. —
Гарри заглянул внутрь. Большую часть чулана занимал громадный старинный котел, а у его подножья, в закутке под трубами, Кричер и соорудил себе нечто вроде гнезда. На полу валялась куча разных тряпок и старых вонючих одеял, вмятина в центре которой указывала на место, где еженощно сворачивается спать Кричер. То здесь, то там в числе прочего барахла попадались черствые хлебные корки и заплесневелые скрюченные ломтики сыра. В дальнем углу блестели маленькие вещицы и монеты, которые, как предположил Гарри, Кричер, словно сорока, спас от произведенной Сириусом зачистки дома. Кричеру даже удалось прибрать к рукам оправленные в серебро семейные фотографии, которые Сириус летом отправил в помойку. Несмотря на разбитые стекла, с них надменно смотрели на Гарри черно-белые человечки, в том числе и… тут у него перехватило дыхание — взглянула и темноволосая женщина с тяжелыми веками, суд над которой он видел в думосбросе Дамблдора: Беллатрикс Лестранж. Судя по всему, ее фотография была у Кричера любимой — ее он поставил впереди всех и неумело починил стекло чаролентой.