— Ты представляешь, какой сейчас пароль! На этотто раз я его точно запомню… — он взмахнул чахлым маленьким кактусом, который демонстрировал в поезде, —
— Верно, — проговорила Толстая Леди, ее портрет распахнулся словно дверь, открывая круглое отверстие в стене, в которое Гарри с Невилом и забрались.
Гриффиндорская гостиная выглядела даже приветливее, чем обычно: уютная круглая комната, уставленная обветшалыми мягкими креслами и колченогими старинными столиками. В камине весело потрескивал огонь, и у него грели руки несколько человек, перед тем, как разойтись по своим спальням. В противоположном углу комнаты Фред и Джордж Уизли чтото прикрепляли к доске объявлений. Гарри пожелал им спокойной ночи и сразу направился к двери, ведущей в спальни мальчиков. Сейчас у него не было никакого настроения общаться. Невилл последовал за ним.
Дин Томас и Шеймас[115]
Финниган пришли в спальню раньше и сейчас заклеивали стены у своих кроватей эмблемами и фотографиями. Когда Гарри толкнул дверь, они сразу повернулись, но, завидев его, на мгновение замерли. Гарри подумал, то ли они разговаривали о нем, то ли у него начинается паранойя.— Привет, — поздоровался он, подошел к своему сундуку и открыл его.
— Привет, Гарри, — ответил Дин, надевая пижаму в цветах «УэстХэма». — Как провел лето?
— Неплохо, — буркнул Гарри, потому что подробный рассказ о каникулах занял бы целую ночь, а к этому он был не готов. — А ты?
— О, здорово, — хихикнул Дин. — Во всяком случае, лучше, чем Шеймас, он мне только что рассказывал о себе.
— А что случилось, Шеймас? — поинтересовался Невилл, бережно устанавливая
Шеймас ответил не сразу, делая вид, что страшно занят закреплением на стене эмблемы квиддичной команды «Кенмар Кестрелс». Потом пояснил, не поворачиваясь к Гарри:
— Моя мама не хотела, чтобы я возвращался.
— Что? — переспросил Гарри, перестав раздеваться.
— Она не хотела, чтобы я возвращался в Хогвартс.
Шеймас отошел от эмблемы и, попрежнему не глядя на Гарри, достал свою пижаму из сундука.
— А… почему? — удивился Гарри.
Он знал, что мама Шеймаса — ведьма, и не мог понять, с какой стати она ведет себя подобно Дарсли.
Шеймас ответил только тогда, когда застегнул пижаму.
— Ну, в общем, — сдержанно произнес он, — думаю… изза тебя.
— В каком смысле? — быстро переспросил Гарри.
Сердце у него бешено заколотилось, в глазах потемнело.
— Короче, — опять протянул Шеймас, все еще избегая взгляда Гарри, — она… ээ… ладно, это не только изза тебя, но еще изза Дамблдора…
— Она верит «Ежедневному Пророку»? — тихо спросил Гарри. — Думает, что я врун, а Дамблдор старый дурак?
Шеймас взглянул на него:
— Да… типа того.
Гарри промолчал. Бросил палочку на прикроватный столик, стащил с себя одежду, в сердцах швырнул в сундук и натянул пижаму. От всего этого ему стало так противно, противно быть тем, на кого вечно пялятся и кого вечно обсуждают. Хоть бы один из них знал, хоть бы один имел понятие, что значит — оказаться на его месте… Миссис Финниган понятия не имеет, дура, — злобно подумал он.
Гарри залез в кровать и принялся тщательно задергивать полог, но не успел задернуть до конца, как Шеймас спросил:
— Слушай… а что былото
Голос у Шеймаса был взволнованный и напряженный. Дин, который склонялся над сундуком, разыскивая тапки, замер, и Гарри понял, что тот тоже внимательно слушает.
— А зачем ты спрашиваешь? — взвился Гарри. — Ты почитай «Ежедневный Пророк», как твоя мамочка! Вот там тебе и расскажут все, что тебе так хочется знать!
— Не наезжай на мою мать! — повысил голос Шеймас.
— Я буду наезжать на любого, кто назовет меня лгуном! — отрезал Гарри.
— Не разговаривай со мной таким тоном!
— Каким хочу, таким и буду разговаривать! — Гарри разозлился настолько, что схватил с прикроватного столика свою палочку. — Не нравится тебе спать со мной в одной комнате, сходи, попроси Макгонаголл, может тебя переселят… и мамочка твоя ныть перестанет…
— Оставь в покое мою мать, Поттер!
— Что случилось?
В дверях появился Рон. Широко открытыми глазами он смотрел то на Гарри, стоявшего на коленях на кровати, с палочкой, направленной на Шеймаса, то на Шеймаса, который замахивался кулаком на Гарри.
— Он наезжает на мою мать! — завопил Шеймас.
— Что? — переспросил Рон. — Да ты что, Гарри бы и в голову… мы же видели твою мать, она нам понравилась…
— Это было до того, как она стала верить каждому слову, что пишет обо мне этот вонючий «Ежедневный Пророк»! — заорал Гарри.
— О… — протянул Рон, на его веснушчатом лице отразилось понимание. — О… понятно.
— А знаете что? — возбужденно воскликнул Шеймас, бросив на Гарри ядовитый взгляд. — Он прав, я в самом деле не хочу больше жить с ним в одной комнате, он тронулся!
— Это чересчур, Шеймас, — заметил Рон, у которого уши уже запылали, что всегда было плохим признаком.