За окном Амбридж стемнело. Гарри даже не спрашивал, когда ему разрешат остановиться. Он даже не смотрел на часы. Он знал, что она следит за любым проявлением слабости с его стороны, и не собирался демонстрировать ее, даже если бы пришлось сидеть тут всю ночь, вспарывая этим пером собственную руку…
Кажется, прошло уже много часов, когда Амбридж, наконец, сказала:
— Подойдите сюда.
Гарри встал. Рука мучительно болела. Когда он взглянул на руку, то обнаружил, что глубокие раны зажили, но кожа на месте букв была содрана.
— Руку, — квакнула Амбридж.
Гарри протянул руку. Она вцепилась в нее своими толстыми коротенькими пальцами, увешанными множеством старинных уродливых колец, и Гарри с трудом подавил содрогание.
— Так, так, мне кажется, эффект был недостаточным, — осклабившись, протянула она. — Ну что же, завтра вечером попробуем продолжить, да? Вы можете идти.
Гарри молча вышел из кабинета. Школа была абсолютно пустынна, должно быть уже перевалило за полночь. Он медленно прошел по коридору, а когда завернул за угол и решил, что Амбридж его уже не услышит, бросился бежать.
У Гарри не было времени ни поупражняться с Устраняющими заклинаниями, ни хоть один сон в дневник снов записать, ни рисунок ногомола закончить; он даже реферат не написал. На следующее утро он пропустил завтрак, сел в гостиной, чтобы написать пару выдуманных снов на Прорицания, которые шли первым уроком, и очень удивился, когда к нему присоединился всклокоченный Рон.
— Почему ты вчера вечером задание не сделал? — поинтересовался Гарри, глядя, как Рон рассеянно оглядывает гостиную в поисках вдохновения.
Рон, который вчера, когда Гарри вернулся в спальню, спал мертвым сном, сейчас пробормотал чтото о «других важных делах», согнулся над пергаментом и наспех нацарапал пару слов.
— Так сойдет, — он захлопнул дневник. — Я написал, что мне снилось, будто я покупаю новые ботинки — надеюсь, она не сделает из этого ничего сверхъестественного?
И они вместе заторопились в Северную Башню.
— Ну, как тебе взыскание с Амбридж? Что она заставила тебя делать?
Гарри на долю секунды колебался, но затем лаконично ответил:
— Писать.
— Ну не так уж плохо, ага? — обрадовался Рон.
— Нет, — коротко сказал Гарри.
— Ээ… я забыл… она в пятницу тебя отпускает?
— Нет, — тот же ответ.
Рон сочувственно хмыкнул.
Для Гарри начался еще один скверный день. На Трансфигурации, ни разу не поупражнявшись с Устраняющим заклинанием, он стал одним из худших. Обеденное время пришлось потратить на то, чтобы закончить рисунок ногомола, а профессоры Макгонаголл, ГрабблиПланк и Синистра задали им на дом еще больше, и у Гарри, изза второго взыскания у Амбридж, не осталось никаких шансов на выполнение домашней работы. В довершение всего перед ужином его опять нашла Анжелина Джонсон и, узнав, что в пятницу он не сможет прийти на тренировку с новым вратарем, сказала, что не в восторге от его отношения, и что предпочла бы видеть в команде таких игроков, которые уделяют тренировкам больше времени, чем прочим своим делам.
— Да у меня взыскание! — заорал ей вслед Гарри. — Ты что, думаешь, я хочу торчать в кабинете с этой старой жабой, вместо того, чтобы в квиддич играть?
— Хорошо хоть, что просто писать нужно, — попыталась утешить его Гермиона, когда Гарри рухнул на скамью и уставился на бифштекс и пирог с почками, которые не лезли в горло. — Это не такое уж ужасное наказание…
Гарри открыл рот, но потом закрыл и молча кивнул. Он даже не знал, почему не рассказывает Рону и Гермионе о том, что произошло в кабинете Амбридж: скорее всего, просто не хочется видеть их испуганные лица — от этого происходящее стало бы еще хуже и, поэтому, переносить все стало бы сложнее. А еще он подсознательно чувствовал, что между ним и Амбридж — личные счеты, и приносить ей удовлетворение тем, что станет жаловаться, Гарри не собирался.
— Не могу поверить, как много у нас домашних заданий, — тоскливо протянул Рон.
— Ну а почему ты ничего вчера вечером не сделал? — поинтересовалась у него Гермиона. — Где ты вообще был?
— Я… я гулял, представь себе, — уклончиво ответил Рон.
У Гарри сложилось впечатление, что не он один сейчас скрытничает.
Второе взыскание было ничуть не легче предыдущего. Кожа на руке Гарри теперь воспалилась быстрее, вскоре уже горела и очень покраснела. Гарри решил, что скоро раны не будут заживать так быстро. Скоро на руке начнут оставаться шрамы, и тогда, может быть, Амбридж успокоится. Ничем показывать то, что ему больно, он себе не позволял, и за весь вечер — а ушел он опять в полночь — он сказал только «добрый вечер» и «спокойной ночи».