Гарри Поттер и Принц-полукровка

Гарри заворчал во сне. Его щека съехала ниже по стеклу, очки ещё больше перекосились, но он не проснулся. На подоконнике стоял будильник, починенный Гарри несколько лет назад, — он громко тикал и показывал без одной минуты одиннадцать. Рядом лежал пергамент, исписанный тонким косым почерком; Гарри прикрывал его обмякшей рукой. За последние три дня письмо перечитывали столько раз, что тугой свиток полностью распрямился. 

Дорогой Гарри,

Надеюсь, что не причиню особенных неудобств, если в одиннадцать вечера ближайшей пятницы прибуду на Бирючинную улицу, дом № 4. Мне хотелось бы лично проводить тебя в «Гнездо», куда ты приглашён до конца школьных каникул.

Также, если ты согласишься, буду благодарен за помощь в одном деле, которое я надеюсь решить по дороге в «Гнездо». О подробностях расскажу при встрече.

Очень прошу ответить той же совой.

С нетерпением жду встречи в пятницу,

искренне твой

Альбус Думбльдор

Гарри давно выучил послание наизусть, но всё равно с семи вечера — как только занял пост у окна своей комнаты, откуда неплохо просматривалась вся Бирючинная улица, — беспрерывно в него заглядывал, хоть и понимал, что это бессмысленно. Он ответил «да» той же совой, как его и просили; теперь оставалось лишь ждать, появится Думбльдор или нет.

Но складывать вещи Гарри не стал. Пробыть у Дурслеев всего две недели и отчалить? Счастье казалось неправдоподобным, и Гарри терзали опасения. Что-нибудь непременно пойдёт не так: или его ответ затеряется, или Думбльдор не сможет, или вообще выяснится, что всё это — чья-то дурацкая шутка, или обманка, или ловушка. Гарри знал, что попросту не переживёт, если придётся разбирать вещи снова, а потому сумел сделать только одно — запер в клетке белоснежную Хедвигу.

Минутная стрелка будильника перескочила на двенадцать, и в тот же миг фонари за окном дружно погасли.

Гарри сразу проснулся, словно внезапная темнота была сигналом тревоги. Он поправил очки, отлепил от стекла щёку, прижал к нему нос и, сощурившись, уставился на улицу. На садовой дорожке появилась высокая фигура в длинном развевающемся плаще.

Гарри будто током ударило. Он вскочил, опрокинув кресло, и принялся хватать с пола всё подряд. Едва в сундук полетели мантия, два учебника заклинаний и пакет чипсов, раздался звонок.

На первом этаже, в гостиной, дядя Вернон закричал:

— Что за осёл прётся на ночь глядя?!

Гарри замер с медным телескопом в одной руке и кроссовками — в другой. Кошмар — он же не сказал родственникам о Думбльдоре! Подавляя нервный смех, Гарри перелез через сундук, распахнул дверь и услышал:

— Добрый вечер. Вы, должно быть, мистер Дурслей? Надеюсь, ваш племянник предупредил, что я его забираю?

Гарри огромными скачками сбежал по лестнице, но резко притормозил за пару ступеней до подножия: богатый жизненный опыт научил его держаться от дяди подальше. На пороге стоял высокий худой человек с длинными, до пояса, серебристыми волосами и бородой. Он был в чёрном дорожном плаще и остроконечной шляпе; на крючковатом носу сидели очки со стёклами-полумесяцами. Вернон Дурслей в красно-коричневом халате остолбенело взирал на Думбльдора крошечными недобрыми глазками. Его чёрные усы своей пышностью ничуть не уступали усам гостя.

— Судя по вашему изумлению, Гарри забыл сообщить о моём визите, — приятно сказал Думбльдор. — Тем не менее давайте представим, что вы любезно пригласили меня в дом. В наше беспокойное время неразумно подолгу держать двери открытыми.

Он проворно переступил порог и затворил за собой дверь.

— Давненько я здесь не был, — продолжал он, взирая на дядю Вернона поверх крючковатого носа. — Надо же, как разрослись агапантусы.

Дурслей тупо молчал. Было видно, что дар речи вернётся к нему, и очень скоро — на его виске с опасной частотой пульсировала жилка, — но пока что он едва дышал, не то смутившись из-за явной волшебности облика Думбльдора, не то понимая, что гостя ничем не запугаешь.

— А, вот и ты! Здравствуй. — Думбльдор заметил Гарри и радостно поглядел на него сквозь полумесяцы очков. — Прекрасно, прекрасно.

Эти слова вывели дядю Вернона из ступора. Тому, кто считает, что Гарри — это «прекрасно», в доме Дурслеев не место.

— Не хочу показаться грубым... — весьма хамским тоном начал он.

— ...однако грубость, к сожалению, явление в наши дни весьма распространённое, — сурово закончил за него Думбльдор. — Так что, дорогой вы мой, лучше ничего и не говорить! А вот, кажется, и Петуния.