Гарри Поттер и Принц-полукровка

Действительно на пороге кухни появилась тётя Петуния в халате поверх ночной рубашки и резиновых перчатках — перед отходом ко сну она всегда протирала все поверхности. На её лошадином лице было написано крайнее потрясение.

— Альбус Думбльдор, — отрекомендовался гость, когда понял, что дядя Вернон не намерен представлять его супруге. — Впрочем, мы знакомы по переписке.

Гарри подумал, что одно взрывающееся письмо едва ли тянет на переписку, но тётя Петуния не стала оспаривать терминологию.

— А это, надо полагать, ваш сын Дудли?

Дудли в полосатой пижаме высунул из гостиной большую блондинистую голову. Казалось, что она висит в воздухе сама по себе, разевая рот в страхе и изумлении. Думбльдор помолчал секунду-другую, ожидая какой-нибудь реплики от хозяев дома, но пауза явно затянулась, и он улыбнулся:

— Предлагаю вообразить, что вы пригласили меня в гостиную.

Дудли поспешно убрался с дороги, и Думбльдор прошёл в комнату. Гарри, как был, с кроссовками и телескопом, спрыгнул с лестницы и направился следом. Думбльдор уселся в кресло у камина и с доброжелательным интересом завертел головой, рассматривая обстановку, в которой, надо сказать, выглядел на редкость неуместно.

— Разве... нам не пора, сэр? — беспокойно спросил Гарри.

— Да-да, конечно. Но прежде я хотел кое-что обсудить, — ответил Думбльдор. — Предпочтительно в закрытом помещении. Мы лишь чуть чуть злоупотребим гостеприимством твоих дяди и тёти.

— Ах вот, значит, как?

В комнату ворвался Вернон Дурслей. Из-за его спины выглядывала Петуния; сзади крался Дудли.

— Да, — спокойно отозвался Думбльдор, — именно так.

Он с молниеносной быстротой выхватил волшебную палочку — Гарри даже не заметил, как это произошло, — и легонько ею взмахнул. Диван тут же выехал вперёд, стукнул под коленки Дурслеев, и те кучей повалились на подушки. Ещё одно едва заметное движение — и диван столь же стремительно вернулся на место.

— А раз уж так, почему бы не посидеть с комфортом, — мило улыбнулся Думбльдор.

Он сунул палочку в карман, и Гарри заметил, что рука его почернела и сморщилась, словно на ней обгорела вся плоть.

— Сэр, что с вашей...

— После, Гарри, — перебил Думбльдор. — Пожалуйста, сядь.

Гарри занял второе кресло, избегая смотреть на потрясённо молчавших Дурслеев.

— Хотелось надеяться, что мне предложат выпить чего-нибудь с дороги, — сказал Думбльдор дяде Вернону, — однако вижу, что ждать этого от вас было бы с моей стороны оптимизмом на грани глупости.

Третий взмах палочкой — и в воздухе появилась запылённая бутыль и пять кубков. Бутыль наклонилась, щедро разлила тёмно-золотистую жидкость, и напитки разлетелись к присутствующим.

— Лучший мёд мадам Росмерты, настоянный в дубовых бочках, — объявил Думбльдор, поднимая кубок и глядя на Гарри. Тот отпил. Раньше он никогда не пробовал мёда, но ему страшно понравилось. Дурслеи испуганно переглянулись, безуспешно делая вид, что не замечают свои кубки, однако те упорно тыкались им в щёки. Гарри одолевало сильное подозрение, что Думбльдор от души развлекается.

— Итак, — начал тот, повернувшись к Гарри, — мы попали в непростую ситуацию, которую, надеюсь, ты поможешь разрешить. «Мы» — это Орден Феникса. Однако прежде позволь сообщить, что на прошлой неделе нашлось завещание Сириуса и он оставил тебе всё своё имущество.

Дядя Вернон мигом насторожился, но Гарри на него даже не взглянул. Слова не шли с языка, и он лишь промямлил:

— А-а. Понятно.

— В целом всё просто, — продолжал Думбльдор. — К твоему счёту в «Гринготтсе» добавляется круглая сумма, и к тебе же переходит личное имущество Сириуса. Единственная проблема заключается в том...

— Его крёстный отец умер? — раздался с дивана громкий голос дяди Вернона. Думбльдор и Гарри дружно повернулись к нему. Кубок с мёдом требовательно стучал Дурслею в висок; тот попытался сбить его ладонью. — Умер? Крёстный?

— Да, — подтвердил Думбльдор, не спрашивая, почему Гарри не сообщил об этом сам, и как ни в чём не бывало прибавил: — Проблема в том, что дом № 12 на площади Мракэнтлен тоже достался тебе.

— Он унаследовал дом? — жадно сузив глазки, переспросил дядя Вернон, но ему никто не ответил. 

— Пусть там останется штаб-квартира, — пробормотал Гарри. — Мне всё равно. Пользуйтесь, мне ничего не нужно. — Ему и под страхом смерти не хотелось возвращаться в особняк Блэков, где его бесконечно преследовали бы воспоминания о Сириусе, который считал этот мрачный, замшелый дом своей тюрьмой.

— Благородное решение, — отозвался Думбльдор. — Тем не менее нам пришлось временно выехать.

— Почему?

— Видишь ли, — сказал Думбльдор, не обращая внимания на бубнёж дяди Вернона, которого долбил по голове настырный кубок с мёдом, — по традиции фамильный особняк должен перейти к следующему представителю рода Блэков по мужской линии. Сириус был последним: его младший брат Регул умер раньше, и оба не имели детей. В завещании ясно сказано, что дом остаётся тебе, однако не исключено, что он защищён заклятиями и владельцем может стать только чистокровный Блэк.

Гарри живо вспомнил вопящий и плюющийся портрет матери Сириуса в холле номера 12.