Гарри Поттер и Принц-Полукровка

— Затем, два года спустя, ты сообщил мне, что в ночь, когда Вольдеморт вернул себе свое тело, он сказал своим приспешникам нечто крайне существенное и страшное: «я, дальше других зашедший по дороге, ведущей к бессмертию». Так ты передал его слова. «Дальше других». Мне показалось, что я, в отличие от Упивающихся Смертью, понимаю их смысл. Он имел в виду окаянты, во множественном числе, Гарри, чем, по моим сведениям, не мог похвастаться ни один колдун до него. Тем не менее, это вписывалось в мою теорию: ведь с годами лорд Вольдеморт все больше терял человеческий облик, а подобное превращение могло объясняться только тем, что он исковеркал свою душу сверх пределов, условно говоря, допустимого зла…

— То есть, убивая других, он стал неуязвим? — спросил Гарри. — А почему, раз уж он так стремился к бессмертию, нельзя было создать или украсть философский камень?

— Именно это, как мы знаем, он и пытался сделать пять лет назад, — ответил Думбльдор. — Полагаю, однако, что по ряду причин философский камень казался лорду Вольдеморту куда менее привлекальной альтернативой, нежели окаянты.

— Эликсир жизни действительно продлевает существование, но пить его надо регулярно; вечно, если речь идет о бессмертии. Следовательно, Вольдеморт всецело зависел бы от эликсира, и если б тот кончился или его отравили, или украли философский камень, Черный лорд умер бы, как самый обыкновенный человек. Помни, он — одиночка. Думаю, что любая зависимость, пусть даже от эликсира, для него невыносима. Разумеется, чтобы вырваться из того кошмарного полусуществования, на которое он обрек себя, попытавшись тебя убить, Вольдеморт был готов пить что угодно, но только ради возвращения своего тела. После этого, я убежден, он возлагал надежду на окаянты: ему требовалось лишь обрести человеческий облик. Понимаешь, он уже был бессмертен… или близок к бессмертию, насколько это вообще возможно для человека.

— Но сейчас, когда у нас — благодаря тебе, Гарри! — появилось принципиально важное воспоминание, мы ближе, чем кто-либо прежде, подошли к разгадке неуязвимости лорда Вольдеморта. Ты слышал его слова: «Не лучше ли, не надежней, расщепить душу на большее количество частей? Например, семь — самое могущественное волшебное число, не будет ли семь…?» Семь — самое могущественное волшебное число. Да, полагаю, мысль о душе, поделенной на семь частей, очень привлекала Вольдеморта.

— Он создал семь окаянтов? — потрясенно проговорил Гарри. Некоторые портреты заахали от ужаса и негодования. — Но ведь они могут быть спрятаны по всему свету… зарыты… невидимы…

— Рад, что ты осознаешь всю серьезность стоящей перед нами задачи, — спокойно отозвался Думбльдор. — Но для начала, Гарри, окаянтов не семь, а шесть. Седьмая часть души, пусть донельзя изуродованная, обитает в возрожденном теле Вольдеморта. Благодаря ей длилось его призрачное существование во время изгнания; без нее он бы попросту лишился своего «я». Этот осколок — его последний оплот; именно в него должен целить тот, кто хочет убить лорда Вольдеморта.

— Хорошо, пускай шесть окаянтов, — сказал Гарри, хоть уже и не с таким отчаяньем, — все равно, где их искать?

— Ты забываешь… один ты уже уничтожил. А я уничтожил второй.

— Правда? — радостно спросил Гарри.

— Абсолютная, — ответил Думбльдор и поднял почерневшую руку. — Кольцо, Гарри. Кольцо Марволо. Должен тебе сказать, на нем лежало чудовищное проклятье. Если б не мои — прости за нескромность — выдающиеся таланты и не своевременная помощь профессора Злея, которую он оказал мне, когда я вернулся в «Хогварц» со страшной раной, я бы сейчас не рассказывал тебе эту историю. И все же, высохшая рука не кажется мне чрезмерной платой за седьмую часть души Вольдеморта. Кольцо больше не окаянт.

— Но как вы его нашли?

— Ты ведь знаешь, что я уже очень давно задался целью выяснить как можно больше о прошлом Вольдеморта. Я много путешествовал по местам, где он когда-то бывал, а на кольцо наткнулся среди развалин дома Монстеров. Очевидно, Вольдеморту удалось запечатать в перстень часть своей души, он больше не хотел носить его на пальце и, защитив множеством сильнейших заклятий, спрятал в лачуге, где когда-то жили его предки (правда, Морфина под конец переправили в Азкабан). Он же не подозревал, что в один прекрасный день я приду к полуразвалившемуся домику и начну искать магические тайники.

— Но праздновать победу рано. Ты уничтожил дневник, я — кольцо, однако, если наша теория о семи частях верна, остается еще четыре окаянта.

— Которые могут быть чем угодно? — уточнил Гарри. — Старыми консервными банками или, я не знаю, бутылками из-под зелий…?