Гарри Поттер и Принц-Полукровка

— Ты сейчас говоришь о портшлюсах, Гарри, это их полагается маскировать под обыкновенные, не привлекающие внимания предметы. Но чтобы лорд Вольдеморт хранил в консервной банке свою драгоценную душу? Ты забыл, что я тебе показывал. Вольдеморт всегда обожал трофеи и ценил вещи с великим магическим прошлым. Его гордыня, вера в собственное превосходство, твердая решимость занять выдающееся место в колдовской истории — все это наводило на мысль, что к выбору окаянтов он подойдет с особенным тщанием и выберет предметы, внушающие почтительное благоговение.

— В дневнике не было ничего особенного.

— Дневник, как ты сам сказал, служил доказательством того, что Вольдеморт — наследник Слизерина; уверен, ему придавалось колоссальное значение.

— Хорошо, сэр, а другие окаянты? — спросил Гарри. — Вы представляете, что это может быть?

— Могу лишь догадываться, — ответил Думбльдор. — По уже названным причинам я склонен полагать, что лорд Вольдеморт должен был предпочесть вещи, сами по себе обладающие известным величием. Поэтому я постарался вернуться в прошлое Вольдеморта и найти свидетельство существования артефактов, исчезновение которых связывают с его именем.

— Медальон! — громко воскликнул Гарри. — Кубок Хельги Хуффльпуфф!

— Совершенно верно, — улыбаясь, кивнул Думбльдор. — Я мог бы дать на отсеченье… если не вторую руку, то уж парочку пальцев точно, что именно они стали окаянтами номер три и четыре. С остальными двумя — тут мы опять исходим из предположения, что всего их создано шесть — дело обстоит сложнее, однако я рискнул бы высказать следующую догадку: заполучив вещи Хуффльпуфф и Слизерина, Вольдеморт вознамерился разыскать что-то, оставшееся от Гриффиндора и Равенкло. По реликвии от каждого из основателей школы; для Вольдеморта эта идея несомненно была очень притягательна. Не знаю, нашел ли он что-нибудь, принадлежавшее Равенкло, но единственный предмет, сохранившийся после Гриффиндора, пребывает в целости и сохранности.

Думбльдор показал изувеченной рукой себе за спину, на стеклянный ларец, где хранился инкрустированный рубинами меч.

— Вы считаете, сэр, он поэтому хотел вернуться в «Хогварц»? — спросил Гарри. — Чтобы найти вещь, принадлежавшую кому-то из основателей?

— Именно, — подтвердил Думбльдор. — Но, увы, это нас никуда не ведет, потому что, получив отказ, он лишился возможности обыскать школу — так я, во всяком случае, думаю. А потому вынужденно прихожу к выводу, что Вольдеморт не смог реализовать свою честолюбивую мечту и собрать по одной вещи от каждого из основателей «Хогварца». Он определенно добыл две — максимум, три реликвии — вот все, что можно с уверенностью утверждать.

— Даже если он добыл что-то, принадлежавшее Равенкло или Гриффиндору, все равно остается шестой окаянт, — сказал Гарри, подсчитывая на пальцах. — Или ему удалось достать и то, и другое?

— Вряд ли, — ответил Думбльдор. — Мне кажется, я знаю, что представляет из себя шестой окаянт. Интересно, как ты отреагируешь, если я признаюсь, что уже давно приглядываюсь к его странной змее, Нагини?

— К змее? — поразился Гарри. — А разве животные тоже могут быть окаянтами?

— Да, хотя это нежелательно, — сказал Думбльдор. — Доверять часть своей души существу, которое способно мыслить и двигаться самостоятельно, очень рискованная затея. Но, если мои вычисления верны, то когда Вольдеморт явился в дом твоих родителей, чтобы убить тебя, ему все еще не хватало по меньшей мере одного окаянта.

— Судя по всему, он старался приурочить создание окаянтов к неким судьбоносным убийствам. Твое, безусловно, стало бы именно таким. Вольдеморт верил, что избавится от опасности, предсказанной пророчеством, и сделает себя неуязвимым. Уверен, что свой последний окаянт он хотел создать в момент твоей смерти.

— Как мы знаем, его план провалился. Но потом, через много лет, когда он с помощью Нагини убил старика-мугла, ему могло прийти в голову сделать последним окаянтом змею. Это символизировало бы его родство со Слизерином и усугубляло мистицизм имени лорда Вольдеморта. Думаю, он ни к чему так не привязан, как к ней; он определенно стремится держать ее рядом и похоже, обладает над ней необычной — даже для змееуста — властью.

— Значит, — сказал Гарри, — дневник уничтожили, кольца тоже. Остались чаша, медальон, змея и еще один окаянт, по вашему мнению, вещь, принадлежавшая Равенкло или Гриффиндору?

— Восхитительно краткое и емкое резюме, — кивнул головой Думбльдор.

— Получается, сэр… вы продолжаете их искать? И поэтому вас часто не бывает в школе?

— Совершенно верно, — подтвердил Думбльдор. — Ищу и уже давно. А сейчас… возможно… мне удалось подобраться к одному из окаянтов довольно близко. Есть обнадеживающие признаки.

— А раз так, — выпалил Гарри, — то можно и мне с вами? Я бы помог его уничтожить.

Думбльдор пристально посмотрел на Гарри и промолвил:

— Можно.

— Честно? — Гарри был совершенно потрясен.

— О да, — слегка улыбнулся Думбльдор. — Думаю, это право ты заслужил.