— Рон… Дамблдор мёртв, — выдохнула Джинни.
— Нет! — Лупин в смятении перевёл взгляд с Джинни на Гарри, словно надеясь, что тот опровергнет слова девушки.
Но Гарри молчал. Лупин рухнул на стул возле кровати Билла, закрыв лицо руками. Гарри никогда прежде не видел, чтобы Лупин терял контроль над собой, и сейчас юношу не оставляло ощущение, точно он подглядывает, вторгаясь во что-то очень личное, не предназначенное для чужих глаз. Он отвернулся и, наткнувшись на взгляд Рона, подтвердил слова Джинни — всё так же молча.
— Как он умер? — прошептала Тонкс. — Как это случилось?
— Его убил Снэйп, — сказал Гарри. — Я был там и всё видел. Мы вернулись на Астрономическую башню, потому что над ней висел Знак… Дамблдор был болен, почти без сил, но, думаю, он догадался о ловушке, когда услышал шаги на лестнице. На мне была мантия-невидимка, и он обездвижил меня… я ничего не мог сделать… Тут вломился Малфой и заклинанием обезоружил его…
Эрмиона зажала рот руками, Рон застонал. У Луны дрожали губы.
— …а потом ввалились другие Пожиратели смерти… и Снэйп… Снэйп сделал это… Авада Кедавра… — горло сдавило, и Гарри не мог говорить дальше.
Мадам Помфрей разрыдалась; никто не посмотрел в её сторону, лишь Джинни прошептала:
— Тш-ш! Слышите?!
Прижав ладонь к губам, глотая слёзы, мадам Помфрей широко распахнула глаза. Где-то за окнами, в темноте, пел феникс. Никогда в жизни Гарри не слышал подобного — это был разрывающий душу плач пронзительной красоты. И, внимая песне феникса, Гарри в очередной раз чувствовал, словно музыка звучит внутри него, как если бы его собственная печаль по волшебству обратилась в песню, разносившуюся над замком и его окрестностями.
Он не знал, сколь долго они простояли, прислушиваясь к отзвукам их общей скорби, не знал, почему от этого боль слегка утихла, но, казалось, прошло очень много времени, прежде чем дверь в палату снова открылась, впуская профессора Мак-Гонагалл. Прошедшая битва не обошла стороной и декана Гриффиндора: порванная мантия, царапины на лице…
— Молли и Артур уже в пути, — произнесла она, и очарование музыки рассыпалось. Все опомнились, точно пробудившись: кто снова повернулся к Биллу, кто принялся тереть глаза или трясти головой. — Гарри, что произошло? Хагрид говорит, ты был с профессором Дамблдором, когда его… когда это случилось. Он говорит, профессор Снэйп имеет отношение…
— Снэйп убил Дамблдора, — сказал Гарри.
Мгновение она просто не сводила с него глаз, затем покачнулась; мадам Помфрей, которая, похоже, уже взяла себя в руки, ринулась вперёд и, наколдовав стул, подставила его Мак-Гонагалл.
— Снэйп, — пробормотала та, падая на стул. — Мы никогда не понимали… но он доверял… всегда… Снэйп!.. В голове не укладывается…
— Снэйп в совершенстве владел Окклюменцией, — голос Лупина прозвучал необычно резко. — Мы прекрасно это знали.
— Но Дамблдор клялся, что он на нашей стороне! — прошептала Тонкс. — Мне всегда казалось, Дамблдор знает про Снэйпа больше, чем мы…
— Он всё время давал понять — у него есть веская причина доверять Снэйпу, — тихо проговорила профессор Мак-Гонагалл, промокая уголки глаз клетчатым платком. — То есть… с таким прошлым, как у Снэйпа… конечно, все сомневались… но Дамблдор прямо сказал мне, что Снэйп искренне раскаялся… и слова против него не хотел слышать!
— Интересно бы выяснить, какими россказнями Снэйп заслужил его доверие, — процедила Тонкс.
— Я знаю, — отозвался Гарри, и все обернулись к нему. — Он выдал Волдеморту, как выследить моих родителей. А потом наплёл Дамблдору, будто не понимал, что делает, а теперь раскаивается в своём поступке и жалеет об их смерти.
— И Дамблдор в это поверил? — усомнился Лупин. — Дамблдор поверил, что Снэйп жалеет о смерти Джеймса? Да Снэйп ненавидел его…
— Он и маму за человека не считал, — подтвердил Гарри, — потому что она была магглорождённой… «грязнокровка» — вот его слова…
Никто не стал спрашивать, откуда Гарри это известно. Все, казалось, пребывали в оцепенении, пытаясь осознать весь ужас случившегося.