Гарри Поттер и Принц-полукровка

Подкрепившись, троица вернулась в гриффиндорскую башню. В гостиной было людно — большинство её обитателей тоже пообедали — однако друзьям удалось найти незанятый стол. Рон, после встречи с Хорохорном пребывавший в дурном расположении духа, скрестил руки на груди и хмурился в потолок. Эрмиона потянулась к забытому кем-то в кресле «Вечернему пророку».

— Что новенького? — поинтересовался Гарри.

— Да ничего… — девушка пролистывала страницы. — Смотри-ка, Рон, тут твой папа… С ним всё хорошо! — тут же добавила она, заметив тревогу на лице друга. — Просто говорится, что он осматривал дом Малфоев. «Повторный обыск резиденции одного из Пожирателей смерти не принёс никаких результатов. Артур Висли из Управления по выявлению и конфискации фальсифицированных оборонных заклинаний и амулетов сообщил, что сотрудники Министерства действовали, получив агентурную информацию».

— Ага. От меня, — кивнул Гарри. — Я рассказал ему на Кингс Кросс про Малфоя — ну помните, как он хотел что-то починить у Борджина… Раз дома у них этой штуки нет, значит он притащил её с собой в Хогвартс…

— Но как? Как, Гарри? — Эрмиона от удивления даже отложила «Вечерний пророк». — Нас же всех обыскали по приезде, верно?

— Вас обыскали? — опешил Гарри. — А меня — нет!

— Ах, ну конечно нет — я и забыла, ты же опоздал… В общем, Филч проверил всех Сенсором Скрытности прямо на входе. Любые тёмномагические предметы изымались — например, у Крабба с собой была сушёная голова. Так что, будь уверен, Малфой не притащил ничего опасного!

Припёртый к стенке, Гарри на миг отвлёкся, следя за тем, как Джинни играет с миннипухом Арнольдом, однако, отыскав ещё один довод, снова вернулся к теме разговора:

— Кто-то мог прислать ему это совой. Мать, к примеру.

— Сов тоже проверяют, — парировала Эрмиона. — Филч, тыкая своими Сенсорами Скрытности во все места, нас предупредил.

На этот раз Гарри крыть было нечем: похоже, Малфой действительно был не в силах пронести в Хогвартс какой-либо тёмномагический артефакт. Попытка призвать на помощь Рона тоже провалилась: когда Гарри взглянул на друга, тот, сложив на груди руки, вылупился наЛаванду Браун.

— Слушай, как думаешь, а вдруг Малфой…

— Ой, да отстань, Гарри, — отмахнулся Рон.

— Эй, я не виноват, что Хорохорн пригласил нас с Эрмионой на свою идиотскую вечеринку — мы отнюдь не жаждем туда идти, между прочим! — вспыхнул Гарри.

— А меня и вовсе ни на какие вечеринки не зовут, — Рон встал, — так что пойду-ка я лучше спать.

Он протопал в направлении спален мальчиков, оставив Гарри и Эрмиону таращиться ему вслед.

— Гарри, у меня для тебя послание! — сообщила невесть откуда взявшаяся Демельза Робин, новая нападающая.

— От профессора Хорохорна? — с надеждой спросил тот.

— Нет, от профессора Снэйпа, — у Гарри оборвалось сердце. — Он велел прийти к нему в кабинет сегодня в половине девятого, какие бы… ну… вечеринки там у вас ни намечались. А ещё он предупредил, что тебя ждёт сортировка флобберов для Алхимии — тухлых от свежих. И защитные перчатки можешь не брать.

— Ясное дело, — мрачно хмыкнул Гарри. — Спасибо тебе огромное, Демельза.

Глава двенадцатая. Серебро и опалы

Где же пропадал Дамблдор и чем он был занят? За последние пару недель Гарри лишь дважды видел директора. Тот почти не появлялся за обеденным столом, и Гарри всё больше соглашался с Эрмионой, предположившей, что отлучки директора продолжаются по нескольку дней кряду. Неужели Дамблдор забыл об обещанных Гарри занятиях? Ведь директор сам сказал, что их уроки прольют новый свет на пророчество, и если поначалу Гарри находил в этих словах надежду и опору, то теперь начал чувствовать себя заброшенным.

В середине октября подошло время первой в семестре прогулки в Хогсмид. Гарри всё гадал, разрешат ли им эти вылазки после всех принятых мер по усилению безопасности, и обрадовался, узнав, что разрешение получено: всегда приятно на несколько часов вырваться за пределы замка.

Утро выходного дня предвещало непогоду. Гарри проснулся рано и, коротая время до завтрака, просматривал «Продвинутую Алхимию». Вообще-то, лежать в кровати, почитывая учебник, не входило в число его привычек. Как справедливо заметил Рон, подобное поведение было просто неприличным для любого, за исключением Эрмионы, — впрочем, книги вообще были её «пунктиком».