— Вы, наверное, устали с дороги. Мерещится всякое. Я не видел никакого карлика. А вы видели, дядя? — с нажимом на слове «видели», спросил я и уставился на дядю Вернона.
Это. Стоило. Видеть. Дядя Вернон, казалось, увеличился в размерах, весь покраснел, и видимо, давился собственными словами. О! Он бы сейчас душу дьяволу бы продал, только чтобы не соглашаться со мной. Но тогда бы пришлось вытащить самый страшный скелет из семейного шкафа Дурслей.
— Я … хм… гм… ничего не видел, Мардж.
— Мальчишка прав, — леденящим голосом произнесла тётя Петуния, — ты, наверное, утомилась с дороги.
Чтобы успокоить дорогую сестру, дядя налил ей стакан бренди. И свой выпил залпом.
Я уже забыл про всякий заговор. На душе моей в тот вечер пели ангелы. Чтобы так наколоть Дурслей вместе с тётушкой Мардж я готов был пойти на смертельный риск!
На следующее утро я проснулся рано и стал собирать свои вещи в рюкзак. Как вы понимаете, вещи я собирал с тем расчётом, что сюда больше никогда не вернусь.
Вещей было немного и всё уместилось. Конечно, какую-то ерунду я не стал брать с собой, но всё равно на меня накатило понимание, какой убогой была моя жизнь в этом доме. Но воспоминания, как надо мной измывалась эта семейка, полностью перекрывало знание, что я сюда больше не вернусь. Даже если Сириус выкинет меня из своего дома (что, конечно же, не случится). Всё равно не вернусь сюда НИКОГДА.
И тут я наконец почувствовал это. Свобода. Никогда у меня её не было, а теперь есть. Что и говорить, я часто завидовал своим друзьям. У Пата всегда была свобода действий, у Лу ещё и свобода финансов, у меня не было ни того, ни другого.
Я вздохнул, последний раз окинул свою комнатёнку взглядом, и вышел в гостиную. Дурсли уже проснулись, только тётушка Мардж ещё дрыхла. Видимо, давали знать нервный стресс и бутылка бренди.
Дядя Вернон прищурил свои и без того маленькие глазки и уставился на меня. Видимо, решил отплатить за вчерашнее. Ага, щас!
— Куда это ты собрался, парень?
Я позволил себе ухмылку.
— Дорогие мои родственники! — начал я, — довожу до вашего сведения, что я отправляюсь в гости к своему крёстному, Сириусу Блэку. И буду гостить у него до конца лета. Вашего разрешения, естественно, не спрашиваю, потому что на вполне законных основаниях он является моим главным опекуном.
Дурсли прибалдели от такой страшной правды.
— Потом, — продолжал я, — я собираюсь пойти в Хогвартс … да-да, я вижу по вашему лицу, тётя Петуния, что вы знаете, что это такое. Там я проведу учебный год, а там не за горами моё семнадцатилетие. И по моим законом я становлюсь совершеннолетним. Так что спешу вас обрадовать. Меня вы больше не увидите. Я сюда не вернусь. И хотел бы вам сказать напоследок…
Сколько я хотел им сказать напоследок! И сказать! И показать! И объяснить жестами! Они ненавидели меня, презирали меня, втаптывали в грязь и делали всё возможное, чтобы моя жизнь стала невыносимой. Я до одиннадцати лет жил в чулане под лестницей! Меня почти морили голодом! Я работал на них, как Золушка. Наверное, вся обида, вся ненависть на них читалась в моём взгляде и они молчали.
И я не мог сказать ни слова.
— Прощайте, — наконец негромко произнёс я и ушёл.
Ушёл из дома, который никогда не являлся для меня таковым.
Глава Восьмая, в которой самое главное — это мятая газета
Я шагал по улице в превосходном расположении духа, щурясь от ярко светящего солнца. День обещал быть жарким, и я был счастлив оттого, что сегодня покину город, пусть и любимый. Потому что, зная лондонскую погоду, мог смело сделать прогноз — весь день будет страшная духота, от которой вкупе с повышенной влажностью будет невозможно дышать, а уж про нормальный сон можно и вообще забыть. Сириус говорил, что он живёт где-то к югу от Бристоля, и я уже был весь в предвкушении деревенских равнин.
Загородом по-человечески я бывал только два раза в своей жизни. Первый раз — это когда тётя Мэг уломала Дурслей и взяла меня с собой (и, Пата, конечно) в гости к каким-то своим родственникам в пригороде Дувра. Мне было тринадцать, стояла сносная погода для английского побережья, и мы с моим другом почти всё время проторчали на пляже.
Вторая моя поездка загород была прошлым летом, тоже с Патом, но на этот раз мы оказались в окрестностях Колчестера, в заведении под названием Кэмп Хэмптон, летнем дисциплинарном лагере для трудных подростков с преступными наклонностями. Но об этом поистине незабываемом месяце я расскажу как-нибудь в другой раз — эта история требует отдельного разговора.
Но возвратимся на улицы Лондона. Я шёл себе и шёл, пока случайный порыв ветра не кинул мне прямо в лицо смятый обрывок газеты. Какая-то девочка со светлыми косичками, проходившая мимо, довольно злобно рассмеялась. Я кинул ей вдогонку пару укоряющих взглядов и машинально развернул мятую газету. Мои глаза тут же уставились на заголовок: