— Он банкрот, — сказал Северус. — Вложил все деньги в какую-то аферу... по рекомендации своей помощницы. Сам виноват, хотел своего конкурента из Америки обскакать. Храм отгрохать, не знаю, что еще. Это он Чарли рассказывал. О банкротстве неделю назад узнал, еще несколько дней держался, но...
— А имущество?
— Описано. На днях аукцион, независимо от... его состояния здоровья.
Люпин присвистнул.
— Не знал, надо же. Чего только не бывает.
— Я сам только сегодня узнал, — буркнул Северус.
— Собственно, зачем христианину имущество? — Люпин философски пожал плечами.
— Двадцать три градуса. Фибрилляция, — объявил араб.
Хирурги освежили перчатки и опять сомкнулись над измученным банкротством пасторским сердцем.
— Поехали, рассекаем предсердие.
— Надо же, отсос приличный.
— Какой хозяин, такой и отсос.
— Гхм. Сопливус, ты в последнее время... что там?
— Вот оно, святое святых. Скиния Завета.
— Ну и пакость ваша скиния. Одна известь.
— Не кощунствуй, Волчара. Кто там в скинию входит, первосвященник? Входит и видит: створки укорочены, жестки, скопления извести с полдюйма в диаметре, щель не смыкается. «Иссекаем», — сказал первосвященник.
— Сопливус, если тут кто и кощунствует... — Люпин взял предусмотрительно протянутые медсестрой зажимы. — Подожди, я створки захвачу. Отсекай, первосвященник.
Северус наклонился ниже над пасторским сердцем, и через минуту в таз метко шлепнулся небольшой кусок плоти — створки митрального клапана. Юный санитар приподнялся на цыпочки, вытянул шею и заглянул через плечо Люпина. Пасторское сердце, покрытое желтым жиром, казалось мертвым. В глубине зияло бесформенное отверстие — видимо, туда следовало вшить новый клапан.
— Ну а как тогда протез назвать, если продолжать пользоваться религиозной терминологией? — спросил Люпин, передавая Северусу маленький круглый диск искусственного клапана.
— Ковчег Завета, — буркнул Северус.
— И что бы ты этому пастору завещал? — полюбопытствовал Люпин.
— Не дурить народ, — сказал Северус.
Гарри только вздохнул.
— Всё, а теперь помолчите.
В операционной наступила тишина, прерываемая негромким бряцаньем инструментов. Гарри даже позавидовал слаженности работы чужой бригады. Казалось, всё делается синхронно, как в танце. Правда, тишина несколько угнетала — он уже привык к негромкой музыке в их операционной и к песням Локхарта. В каждой бригаде свои привычки. Как в семье, вдруг подумал он.
Семейная идиллия продолжалась, нарушаясь бурчаньем профессора Снейпа: вшивать клапан неудобно, повернуться инструментом негде, иголки не те, и ловящий концы нитей Роджерс — алкоголик с дрожащими руками.
Члены бригады мужественно молчали, видимо, привыкли.
— Ковчег на месте, — сказал, наконец, «первосвященник». — Тридцать швов, чтоб не уплыл. Какой гемолиз?
— На тридцатой минуте был двадцать.
— Угу.
— Что с папиллярными мышцами? По методу Карпентира? — спросил Люпин.
— По моему методу, — несколько самодовольно сказал «первосвященник».
— Ну-ну.
— Не юродствуй, — Северус повернулся к Флер. — Готовьте прокладки под шов.
— Ты этот метод уже... э-э... опробовал?
— Потом поговорим. Суть проста: сближаем папиллярные мышцы п-образными швами по направлению к плоскости фиброзного кольца, формируем четыре неохорды из полимера, подтягиваем к кольцу, проводим через него нити и фиксируем. Всё. Поехали, — быстро сказал кардиохирург.
Гарри потерял счет времени. Процедура, описанная в двух словах, казалась бесконечной. Спина затекла, ноги налились свинцом. Что чувствует Северус, согнувшийся над пасторским сердцем, юноша боялся и думать.
— Запускайте нагревание, — наконец, услышал он.
Только сейчас Гарри ощутил, как был напряжен все это время. В его сердце, как кровь из аппарата АИК, хлынула надежда.
В тишине операционной вдруг послышалось мурлыканье Северуса. Это был добрый знак. Осталось зашить, понял Гарри.
«Господи, спасибо! Слава Тебе, Отец, Сын, Дух Святой», — прошептал он.
— Крупная фибрилляция, — вдруг услышал он.
— Сколько градусов?
— Тридцать четыре.
— Готовьте дефи... погодите-погодите...
Гарри похолодел. Сквозь просвет между спинами хирургов было видно, как между краями расширителя беспорядочно сотрясается желтоватая плоть.
— Всё нормально, пошло! — вдруг крикнул Вебер, смотрящий на монитор. — Хороший ритм!
— Видим, видим, — сказал Северус. Гарри уловил в его голосе облегчение. — Ну что, поехали дальше? Ремус, удаляй дренаж, я затяну кисетный шов.
Молодой человек вытянул шею — ему нравилось смотреть на швейное искусство своего друга: чуткие пальцы профессора Снейпа творили чудеса — так точно, выверено и спокойно было каждое их движение.
Люпин аккуратно взялся за дренажную трубку.
Что-то тихо булькнуло.
Струя крови выстрелила вверх фута на три. Тонко взвизгнула Флер.
Гарри ахнул.
Снейп мгновенно заткнул дырку пальцем.
— Отсос!
Санитар с ужасом смотрел, как дергается сердце под залитой кровью рукой кардиохирурга. По виску Северуса потекла струйка пота.
— Швы! На большой игле! Рем, давай, пока я держу!
— Прорезаются!
Из под швов била кровь, смывающая жизнь. Сцепив зубы, Гарри собирал тампоны.
— Почему? — ни к кому не обращаясь, простонал он.