Гарри Поттер и Тайный грех

— Я музыку поста...

Гарри перехватил руку Северуса на полпути к магнитоле.

— Нет. Нельзя. Не сейчас, — сдавленным голосом сказал он. — Ради НЕЁ, не надо.

* * *

— Я не голодный.

Гарри бродил по столовой, сунув руки в карманы и опустив голову, с видом человека, потерявшего на полу булавку.

— Кит, хватит.

Рука Северуса легла на его плечо.

— Ты ничего не изменишь.

Гарри молчал. Северус сжал его плечо почти до боли.

— Никогда не привязывайся к пациентам, слышишь меня? Это большая ошибка! Если ты хочешь им помочь — никогда! Не привязывайся! Не люби! Не жалей! Или ты сломаешься раньше, чем поможешь хотя бы одному!

— Я не смогу быть хирургом, — бесцветным голосом сказал Гарри. — Я их всех люблю. Всех. Даже тех, которые плачут... противно так плачут... капризничают, — прошептал он, бессмысленно глядя в пол.

Северус вдруг взял в ладони его лицо и уставился в потускневшие от страдания зеленые глаза.

— Это хорошо. Это правильно. Людям равнодушным и черствым в хирургии делать нечего, — отрывисто сказал он. — Но все, что чувствуешь, всю свою любовь, сопереживание и сострадание — переплавь в дело, а не в сопли, понял?

Он резко убрал руки. Гарри удивленно моргнул: Северус раньше с ним так не разговаривал — серьезно, как с сотрудником своего отделения.

— Признать свои слабости может только сильный человек, — продолжал Северус, меряя шагами столовую вслед за Гарри. — Признать и трансформировать в созидательную энергию. Жалость ничего не создает. Она разрушает и деформирует. Мы никого не любим, мы никого не жалеем. Мы работаем, дорогой мой. И не надо пускать возмущенно-благородные слезы над Флитвиком. Я его прекрасно понимаю. Нам приносят в ремонт двигатели, а не карбюраторы. Хороший узкоспециализированный мастер отвечает за то, что починил он сам, и только Мастер с Большой Буквы видит дальше своего носа и пытается оценить ущерб, нанесенный всей конструкции. И судить Флитвика, если ты не стоял в зале судебных заседаний и не терзался вопросом, где начинаются и где заканчиваются границы твоей ответственности, предусмотренные законом, — не имеешь права. Да, у каждого из нас есть свой внутренний, глубинный судья — совесть, критик, прокурор и даже палач. И нет ничего страшней, чем пойти против собственного Судьи. Как бы не казался узколоб и труслив Флитвик, это не причина, чтобы обвинять его в черствости или малодушии. Доктор Флитвик — мастер в своей сфере, он исполнил свой долг и рад был узнать, что не его вина в том, что сломан карбюратор, — ведь он честно ремонтировал мотор. Но пусть Флитвик судит себя сам. А для тебя его реакция пусть послужит примером того, как человек абстрагировался от эмоций. Может быть, чересчур абстрагировался. Я не желал бы, чтобы ты когда-нибудь стал таким, как он, но и твоя душевная мягкость не должна превратиться в непреодолимый барьер, Кит. Понимаешь меня? Или опять не слушал?

— Слушал... Да, ты прав, — тихо сказал Гарри. Он стоял, глядя потухшим взглядом на каминную полку — там, рядом со стопкой журналов, лежал маленький красный Волшебный Камень.

Северус проследил за его взглядом и тяжело вздохнул.

— Ну что мне с тобой делать, Кит, — пробормотал он, обнял за плечи и потерся подбородком о его макушку. — Помнишь, ты спрашивал, что было на моей татуировке?

— Что? — одними губами спросил Гарри, прижимаясь ближе и греясь теплом его тела.

— Мальчик, а вокруг — льдинки с буквами. Он собирал из них слово «Аeternitas» — «Вечность».

— Кай?

— Санни.

— Так и думал, — вздохнул Гарри. — А зачем ты убрал тату?

— Я не философ и не идеалист. Для меня слово «Вечность» — напоминание о черной дыре, поглощающей жизнь, — хмуро сказал Северус. — Я не знаю, что это такое, впрочем, никто не знает. Абстракция, бессмыслица, красивое слово. Есть настоящее: сегодня, здесь и сейчас, — он обнял Гарри еще крепче. — Вот вы, мистер Поттер, рядом со мной, чего еще философствовать.

— Северус! — Гарри обхватил его за спину с таким отчаянием, будто дорогой друг может раствориться и исчезнуть. — Я не хочу, чтобы ты умер! Не хочу, чтобы я умер! Чтобы мы... Я не хочу! — истерично выкрикнул он.

— Маленький кит, перестань, все хорошо, — растерянно пробормотал Северус, прижимая его к себе, дрожащего и напуганного.

— Ева меня любила, — прошептал Гарри, пряча лицо у него на груди.

— Она умерла мгновенно, Кит. Думаю, даже не успела испугаться. Это... это хорошо.

— Хорошо? — бессмысленно переспросил Гарри. Северус перебирал пальцами его волосы, гладил поникшие плечи с такой умиротворяющей нежностью, что он затих, прижимаясь к дорогому другу и слегка вздрагивая.

Слова «сегодня, здесь и сейчас» вдруг приобрели для Гарри новый смысл. Северус прав. Здесь и сейчас они живы. Стоят у камина, молча обнявшись. За распахнутым окном мерно шумит дождь. Отдельные редкие капли, срываясь с карниза, гулко ударяются о подоконник. Здесь и сейчас. Здесь и...

Он приложил ухо к груди дорогого друга, пытаясь услышать стук сердца.

— Я еще жив, мистер Поттер, — пробормотал Северус, улыбаясь.

Вместо ответа Гарри стиснул его в объятьях еще крепче.