Он знал ее уже достаточно давно, чтобы заметить чисто блэковскую порывистость. Нечасто, все же Нарцисса действительно больше пошла в родню матери, но это случалось. Недаром же даже у них на факультете всегда говорили, что у Блэков всегда рождаются только Блэки. Поначалу Северус думал, что это так объясняют странную общность этой семьи — а во время его учебы Блэки были именно такими. Но потом понял. Они все похожи. Носители этой фамилии словно не меняются от поколения к поколению. Они привлекательны, обаятельны, обладают взрывным характером и железной волей. Все. Даже Нарцисса, столь похожая на мать. По какой-то причине, дети, рожденные от Блэков вне этой семьи, уже не обладали этими чертами в полной мере. Даже Одри, похожая на Беллатрикс и буйными кудрями, и манерой речи, и пластикой тела. Даже в ней чувствовалось, что девочка все же Лестрейндж. А в Драко взрывной характер родственников проявлялся и вовсе редко. Вот сейчас, в этом простом поступке — странном порыве выпить крепкий алкоголь — Нарцисса была особенно похожа на Леди Блэк. Просто потому что сначала делает, а потом уже думает.
Пока она заедала горький привкус сладким фруктом, он мог спокойно ее рассматривать. Привыкшая к всеобщему вниманию, она мало реагировала на взгляды мужчин. Он давно это заметил. То, что заставляет других суетиться и искать источник внимания, для сестер Блэк привычно. Это давало ему возможность наслаждаться обществом любимой женщины в полной мере. Хотя разум он закрывал особенно тщательно.
— Хотя кого я обманываю? — Нарцисса задумчиво рассматривала ладонь, вспоминая, когда она последний раз ела персики вот так — целиком, а не во фруктовом салате. — Из Драко Блэк так себе. Только что любопытство у него вполне узнаваемое. Ну и шило в одном месте явно по наследству передалось. А во всем остальном — типичный Малфой. Да даже эта его влюбленность, которую он так старательно скрывает даже от меня… Блэк, который влюбился… Тетушка Вальбурга бы умерла от смеха.
— Блэки не влюбляются? — хмыкнул Северус, припоминая и Андромеду, ушедшую из семьи, и немного спятившую Беллатрикс.
Нарцисса бросила в его сторону несколько обиженный взгляд, но все же ответила:
— Мы в своей эгоистичной манере не влюбляемся первыми. Да для того, чтобы один из нас в кого-то втюрился, должны быть весомые основания. Как минимум признание в любви и верности. А лучше, чтобы влюбленность другого была как можно более заметна и неоспорима. Моя мама когда-то была безумно влюблена в отца. Их брак можно было назвать счастливым, но отец… отец любил иначе. Он никогда не различал любовь к моей матери, любовь к любой из нас, или любовь, скажем, к своей сестре. Нет различий. Наверное, мы просто не умеем любить, если это нам не принадлежит. Возможно.
Северус с сомнением смотрел на помрачневшую женщину, а она продолжала:
— Иногда мне хотелось бы влюбится… Как в романах пишут, чтобы сердце замирало, чтобы бежать к нему, лететь… Но любого мужчину я словно рассматриваю со всех сторон и признаю негодным.
На какое-то время она замолчала, задумчиво рассматривая уже пустой хрустальный стакан. На гранях красиво играли блики от камина, а Нарцисса всегда была неравнодушна к красоте.
— И меня? — разбил уютную тишину голос Северуса.
Нарцисса недоумевающе посмотрела на него. Он был странно собран, а челюсть плотно сжата, словно он готовится услышать что-то неприятное.
— Что, прости? — спросила она.
— И меня просеяла и признала негодным?
— Я не… — она нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.
Вот только Северусу тоже была свойственна порывистость. Не такая, как у Блэков — безрассудная и мимолетная. Но если уж Снейп решился, он не сворачивал назад. Внезапно ему стало жаль себя. Неужели он опять собирается провести годы, лишь наблюдая за той, которую любит? Тешить себя мечтами, которые больше причиняют боль?
— Смотри, — он резко встал с кресла и сел на колени прямо у ее ног, снимая все свои щиты, позволяя ей прочесть все, что он видит и чувствует.
Сам заглянул ей в глаза, используя все свои возможности, чтобы показать ей все то, что не может произнести вслух. Конечно, показать свои мысли природному легилименту легче, чем прочесть, но все равно не просто. И он не мог сказать, сколько времени ему потребовалось. Но Нарцисса сидела в кресле прямо, смотрела вниз, стараясь не встречаться с ним взглядом. Молчала.
— Прости, — он начал подниматься с пола. — Я не должен был так делать, но я не хочу снова скрывать свои чувства, в надежде что что-то само изменится. Если это еще возможно, то прости и давай…
— Ты правда любишь меня? — прервала его Нарцисса. — Так, как показал?
Он вздохнул. Говорить все же сложнее. Слишком… реально.
— Да.
— Тогда скажи это вслух, — она встала с кресла, что заставило сделать Северуса шаг назад.
Он не мог понять, какие чувства испытывала Нарцисса, и это даже пугало. Набрав в грудь больше воздуха, он произнес:
— Я люблю тебя.