— Где он сейчас? Ты с ним виделся? — интересно, можно ли допросить потерявшего память свидетеля? Вернее, допросить-то можно, но будет ли толк? Она подумает об этом чуть позже.
— Переехал в Уокинг. На выходное пособие, которое я ему пробил, арендовал гараж, потом выкупил, расширился… Он всегда любил машины. Ребята у него чинятся. А я вот ни разу не был там — стыдно смотреть Джиму в глаза.
— Но ты все же начал копать?
— Да. Но практически впустую. Ни одной записки. Ни одного документа. Ни одной зацепки, кроме этой вот долбанутой страницы в журнале. Такое впечатление, что кто-то аккуратно перерыл все бумаги и вынес все, что имело отношение к работе Джима. А, да. Еще было два звонка с нашего коммутатора куда-то в Девон. Я не уверен, что их сделал именно Джим, но больше некому. Спрашивал всех, никто не признался. И номера, по которому звонили, нет в справочнике.
— А журнал?
— Я так и не смог прочесть эти строки. По-всякому пытался — с лупой, в зеркале, скашивал глаза… Их просто нет. Будто мозг отказывается их видеть. Я послал журнал в центральную лабораторию, приложив рапорт. Через неделю приехала какая-то шишка, вернула журнал, приказала не заниматься ерундой. Дескать это не твоего ума дело. Бляха, мои люди, а тем более мои ошибки — это всегда дело моего гребанного ума! Я делал запросы, в том числе по тому девонскому номеру — как в ватную стену. Эти гребаные игры гребаного правительства не стоят ни мизинца моих людей, Таппенс!
— Думаешь, это правительство? — вот это расстроило Таппенс по-настоящему, как только речь заходит о больших кабинетах, в лучшем случае жди неприятностей, а в худшем — беды.
— А кто еще? Откуда еще могла взяться эта гребанная лощеная шишка с золотым значком, одетая как лорд и глядящая на меня как на дерьмо?! Кто еще может зажать честного полицейского в угол, Таппенс? И какое гребаное отношение ко всем этим бляхиным играм может иметь этот мелкий звиздюк Поттер?!
— Не то чтобы я уже выжила из ума, Дерек, но не мог бы ты объяснить, почему ты приплел мальчишку к этому делу во втором случае? — разумеется, Поттер просто не мог не всплыть. Таппенс не удивилась — они с Дереком всегда мыслили одинаково.
— Ага, то есть, по первому вопросов нет? — Дерек тоже знал о синхронности их мыслей, еще бы, через столько-то лет.
— Разумеется. Литтл-Уингинг слишком мал, чтобы две произошедшие почти одновременно странности не были бы связаны между собой. Я про подбрасывание Поттера Дурслям и потерю памяти у твоего констебля. И кстати. Давай для простоты считать, что странностей три. Я про этот твой карнавал с совами и девушку-девять-из-десяти.
— Заметано, Таппенс. Добавляю, — суперинтендант взъерошил совершенно седую, но все еще пышную шевелюру. — Так вот, во втором случае эта жирная скотина Вернон в первую же неделю ноября — сразу после того, как появились пропавшие строчки — спустил на ремонт своего дома не меньше трех тысяч фунтов. Один только Джек Голуэй из Гилфорда поднял на замене всех стекол в халупе Дурслей пять с хвостиком сотен. Снова две странности подряд. Ну, хотя бы без сов.
— А ты говоришь, тебя остановили, — еще бы, по описанию шишка с золотым значком на министра никак не тянула.
— Х-хе. Если даже мне запретили предпринимать какие-то официальные действия, никто не помешает мне иногда опрокинуть стаканчик-другой с хорошими парнями. Или поболтать с прекрасной леди, которая не связана субординацией, но обожает совать свой прелестный носик во все щелки.
— Не во все, Дерек, только в самые интересные. И в те, что касаются меня лично. Глянь сюда. В ноябре Присцилла уехала к племяннице в Лондон, и я дежурила на коммутаторе всю первую неделю ноября. То есть эти два пропавших звонка — мои. А я их не помню. И знаешь, я что-то не верю во внезапный старческий склероз.
— Я тоже. Умники в медицинском управлении говорят, что если ты грузишь свой мозг делами до самой старости, склероз практически исключен. Н-да. Если это стало твоим личным делом, я не хочу оказаться на месте этих ублюдков, кем бы они ни были.
— Моя память мне слишком дорога, Дерек. На самом деле, она — это и есть я. И если кто-то покушается на меня… В первую очередь, я хотела бы понять, как не подставиться под такие вот приступы склероза. А уже потом отомстить за те, что не удалось предотвратить.
— Ну что ж. Если желаешь знать мое мнение…
— Разумеется, желаю. Совет от разбирающегося в своем деле джентльмена не будет лишним ни для одной леди.
— Так вот, первый фактор риска — любые официальные активности вокруг дома Дурслей или мелкого Поттера. Поэтому — никаких рапортов, исков и петиций. Все на мягких лапах, — тут Дерек задумался и снова взъерошил шевелюру. — Не уверен, кстати, что это имеет значение, но у моих бобби есть странное суеверие: увидеть у дома Дурслей эту старую кошелку мисс Фигг — не к добру. Никаких фактов, но…
— Эта безумная кошатница? Отсюда твои ассоциации с мягкими лапами? — мисс Фигг была одной из самых выдающихся сплетниц городка. Причем, если можно так выразиться — пассивных сплетниц, ее уши трудились намного больше ее языка.