Гарри Поттер: возвращение ушедших (СИ)

Слушая ее рассказ, он одновременно заглядывал вглубь себя. В душе, которая в первые мгновения после срыва казалась полностью опустошенной, теперь заново и как-то сама собой отстраивалась исправленная картина мира. В этом мире у Северуса был отец, который хоть изначально и был далек от образца хорошего родителя, но со временем по-настоящему изменился. А жену с сыном Тобиас все-таки любил и, наверное, всю жизнь терзался чувством вины. И за несколько минут до смерти просил о прощении. Конечно же, сын простил ему свое, мягко говоря, не особо счастливое детство и со своей стороны, тоже хотел бы сказать: «Прости». За неверие, за нежелание замечать очевидное, за грубое и несправедливое отношение в старости…

«Все путем, парень! Выше нос» - и ощущение крепкой руки, слегка потрепавшей его по плечу.

Память вынесла на поверхность одно из забытых радужных воспоминаний детства, связанных… с Тобиасом. Как выяснилось, у Северуса имелись и такие. И катание с родителями на утлой лодчонке, и скворечник, который они смастерили вместе с отцом… Но погребенные под наслоениями разочарования, обиды и злости все счастливые осколки памяти, казалось, были утрачены навсегда. Однако теперь, когда Адское пламя выжгло весь мусор дотла, нашлись. И, как ни странно, несмотря на возраст имели для Северуса ценность.

«Все путем, парень» - ответил ему голос молодого Тобиаса. Снейп-старший шагнул вместо сына в преисподнюю, чтобы тот мог жить дальше и быть счастливым. А значит, пожалуй, Северусу следовало простить и самого себя.

- Все хорошо, - сказал он Кире и не покривил душой, хоть в ней и щемило. Только вот… Он убрал ей за ухо прядь волос. – Скажи, твоя мама жива?

- Насколько мне известно, да.

- Ты как-то упоминала, что было время - она искала встречи с тобой? Тогда поговори с ней, - это звучало не как указание, и даже не как совет, скорее как просьба.

*

Женевская зима постоянством не отличалась. То небо заволакивало белесыми тучами и выпадал снег, укрывая дом и окрестности тонкой пуховой шалью. То начинало ярко светить солнце и все таяло. Нынешнее утро тоже выдалось солнечным и Эйлин проснулась под бодрый стук капели. Посмотрела в окно. Капли на ветках сверкали так, что после взгляда на них перед глазами заплясали темные мушки. Вздохнув, она погладила подушку мужа. Прошло восемь дней как, вроде бы обыденно шагнув за порог спальни, он ушел навсегда. Ушел на ее глазах. Она поняла, что происходит, но почувствовала только сковывающий тело ледяной страх и почти не ощутила боли. Боль появилась позже, поначалу глухая она накатывала приступами, с каждым разом становясь острее. Хуже всего прошла первая, та самая ночь. Постель еще хранила его запах, его тепло, тогда как сам он исчез, сгинул в огненном смерче и даже тела, чтобы попрощаться не осталось. Только до Эйлин окончательно дошло, что больше ей его не увидеть, не услышать, не коснуться. Эйлин плакала, вцепившись в его подушку и думала, что, как ей жить без Тобиаса, она не знает, но и оставить сына ей в такой момент нельзя.

Первые пару дней она сдерживалась только на людях, а наедине с собой отдавалась отчаянию. Спать не могла, а изводить себя не имела права. Спросила невестку о зелье, вместе отыскали. Приняла. Вызванный снадобьем сон не предполагал сновидений, но только тех, что порождаются разумом. Для духов препятствий нет, а к ней пришел Тобиас. Веселый, бодрый.

- Эли, маленькая моя, - так он называл ее в первые дни безмятежного счастья, пока не узнал о колдовстве, и потом, много позже, когда ее волшебство принял, - ну что за сырость ты здесь развела? Пристало ли ведьме огорчаться по пустякам? Я же люблю тебя, а значит, смерть нам не помеха. Считай, что я просто уехал осваиваться на новом месте, а тебя заберу, когда придет время…

Проснулась она тогда с улыбкой, зная, что теперь точно справится. И вот прошло всего несколько дней, а душа уже почти не болела, оставалась лишь светлая грусть.

И убеждая Северуса не беспокоиться на ее счет, Эйлин говорила совершенно правдиво:

- Важно то, что он ушел счастливым, сынок! А я… Мне его не хватает, но это ничего. В конце концов, не так уж долго мне предстоит скучать. Нет, не хмурься так, Северус, - она искренне улыбалась, - торопить события я не собираюсь. Хочешь, обет дам? Просто сам посуди, какие мои годы. Большая часть жизни позади, и мне есть, чем наполнить ее остаток.

Она в самом деле знала ради чего, точнее кого, будет жить. Ради своих детей: сына и… дочки. Это слово вырвалось невольно от переизбытка эмоций. На третий день, когда Эйлин уже стало легче и Северус, придя в себя, умчался спасать, как он тогда выразился, остатки бизнеса, они с Кирой от нечего делать решили посмотреть телевизор. Мимоходом мелькнувшие в речи диктора «первые дни нового года» и дата в углу экрана напомнили и без того известный, но полностью обойденный вниманием факт:

- Получается, Тобиас умер в новогоднюю ночь, - тихо и скорбно произнесла Эйлин.

- Выходит, - теплая ладонь Киры осторожно накрыла ее руку, - он открыл для нас двери в этот год. И все последующие…