Триксий сдержал своё слово и завалил Пиренеи жареными фазанами – «Жареные крылышки Кайсара» появились в каждом испанском городе.
Дорис каждый день куда-то уходила, но я не знал куда.
Но в один из чудесных испанских дней я встретил её в гладиаторской школе. Я пришёл туда переписать всех гладиаторов и подготовить пару бойцов к продаже, и, когда я беседовал с Базилием, к нам подошёл гладиатор в защитном шлеме и кожаных доспехах, но в маске обезьяны.
– Базилий, собак привезли? – спросил гладиатор женским голосом.
– Да. Через час можно будет начинать.
– Отлично!
Гладиатор ушёл.
– Это Дорис? – спросил я.
– Да. Но не говори никому. Это наш секрет. Ей нравятся бои. С детства занимается атлетикой. Видел, как у неё развиты мышцы? Красавица! Мать запрещала ей быть «парнем», но… если Дорис чего-то очень хочет, то добивается своего. Это у неё от отца!
– Она хочет быть гладиатором?
– Мечтает стать лучшим бестиарием. Женщины в нашем деле – большая редкость, Писец. Тем более свободные. Это не приветствуется, так что помалкивай. Понял?
В тот же день я стал свидетелем разговора Дорис с родителями в таблинуме, потому что они разговаривали на повышенных тонах, и даже переходили на крик.
– Я всё равно буду этим заниматься! – кричала Дорис.
– Дорис, ты заклеймишь позором весь наш род! Карфаген не знал таких наглых и распущенных девиц, как ты! – кричала её мать.
– Карфаген пал, мама! Плевать на Карфаген! Это моя жизнь, и я хочу жить так, как мне нравится!
– Твои подруги уже замужем и вовсю рожают детей, а ты…
– А я убиваю на арене собак! И мне нравится! И у меня получается! Базилий сказал, что скоро можно будет на быка замахнуться! Или медведя! Папа, купи медведя!
– Триксий, чего ты молчишь? Скажи ей! – кричала Гера.
– Во-первых, орите тише! То, что Дорис выбрала себе такое занятие – это её право! Но я не хочу испытать на себе радости инфамии! Никто не должен знать! Во-вторых, Дорис, медведи нынче дороги! На быках тренируйся!
– Триксий, зачем ты идёшь у неё на поводу? – говорила Гера.
– Затем, что считаю запреты худшим из зол! Каждый волен сам выбирать свой путь! Если бы я пошёл на поводу у своих родителей, я бы не…
– Твои родители умерли, когда тебе было семь лет!
– Неважно! Я знаю, чем бы всё кончилось! Они тоже жили древними понятиями, как и ты, Гера! Мир меняется!
– Но нужно же продолжать род! С этим ты не будешь спорить, дорогой?
– Мама! Зачем мне эти ничтожества, которых ты мне сватаешь? Они могут только вино амфорами пить, да цересом его запивать! Да лошадей бесконечно обсуждать! Или гладиаторов! А сами-то даже собак боятся! И поговорить с ними не о чем – они даже не знают кто такой Ганнибал!
– Хватит! Я уверен, найдётся достойный человек, который примет Дорис такой, какая она есть! И кончим на этом! На обед – крылья и тунец в лучшем гаруме!
Дорис вышла из таблинума и заметила меня.
– Ты всё слышал?
Я замялся.
– Не болтай! – сказала Дорис и поднесла указательный палец к губам.
Мне нравилась Дорис.
18
Она стала давать мне разные поручения и задания: то сходить в лавку за сладкими персиками, то станцевать для неё, то написать ей стишок. Я не мог отказать дочери своего доброго хозяина. Да и не хотел отказывать.
Гера заметила, что её дочь интересуется мной, и старалась мешать нашему с Дорис общению – она тоже стала давать мне поручения, но такие, выполнение которых требовало моего долгого отсутствия на вилле.
Это привело к тому, что женщины стали соперничать в своих поручительных устремлениях и соревновались в том, кто из них первой займёт меня каким-нибудь неважным делом. Но в таких жёстких условиях я перестал справляться с делами важными и срочными, потому что на них не оставалось времени. Разумеется, это вызывало справедливое недовольство Триксия.
– Писец, почему ты не подготовил отчёт по фуражу? Я тебе ещё позавчера приказал посчитать и расписать!
– Я не успел, господин.
– Не успел? Почему ты перестал успевать? Раньше справлялся и с более сложными задачами! Писец! Я недоволен тобой!
Я молчал, потому что не хотел впутывать в дело Дорис.
– Завтра будешь голодать! Весь день! Вечером жду отчёта!
Я отправился готовить отчёт для Триксия, но в атриуме встретил его жену.
– Бездельничаешь, смазливая харя?! Писец, я хочу, чтобы ты сходил в город и… и узнал сколько стоит пурпурное полотно на тунику! И не делают ли они скидки по субботам!
– Но, госпожа… Триксий ждёт отчёта по фуражу, который…
– Что?! Вздумал перечить?!
Гера подошла ко мне и с размаху двинула по морде.
– Лежать! Мерзкий раб! Смазливая харя!
Я упал на пол.
– Вздумал перечить мне?! Я напомню тебе, кто ты есть! Я покажу тебе твоё место! Раб! Раб! Раб!
Она с особенным старанием повторяла слово «раб», и каждый раз это слово сопровождалось болезненными ударами прелестной ножки по моему лицу.
В тот день я узнал о назначении железных накладок на сандалиях Геры. Моя кровь украсила ногу хозяйки.
Я схватил эту ногу и не отпускал её.
Гера завопила.
На женский крик сбежались все, кто был на вилле и мог бегать.
Рабы стояли и смотрели как я сжимал женскую ножку в своих объятиях, а Гера поколачивала меня своими острыми кулачками.