И я потянула вверх дурацкую зеленую футболку, упираясь другой рукой в каменное плечо, ерзая на нем, ощущая степень его желания, жар тела сквозь ткань домашних брюк, собственную дрожь возбуждения. И то, как скручивает, тянет, ноет все внутри меня в предвкушении. Я хотела попробовать кожу на вкус, хотела ощутить под пальцами стальные канаты мышц, нити напряженных вен.
И опустилась к сильной шее, втягивая в себя его запах, провела языком вдоль, скользя руками по плечам и предплечьям, прикусила.
Моя очередь оставлять следы и метки, моя очередь изучать и мучить. Впитывать его, присваивать, пропитываться запахом, наслаждаться вкусом и яростным рычанием.
И я потерлась о Гора снова, длинно и медленно, голодной кошкой, скользя обнаженной грудью по охренительному телу, щекой о колючие скулы и подбородок, закрывая глаза от кайфа, от острых ощущений, вонзающихся раскаленными иглами в меня. Искрило током от кончиков пальцев, от живота, от развилки между ног — ото всюду, где я была прижата к Гору, везде, где касалась его.
Пальцы Ястреба впивались в меня все сильнее и сильнее. Он гладил ноги, бедра, талию и спину, сжал задницу. Дышал тяжело и хрипло, смотрел не отрываясь. Жадно, горячо, пошло.
— Моя Лава, — прорычал, приподнимаясь, ловя мой подбородок и проглатывая судорожный, влажный всхлип, сминая губы.
Эта его «Лааавааа»… На выдохе, хрипло, шершаво. Так, что пробрало от самой макушки до кончиков пальцев на ногах, что кровь скакнула за сотню по цельсию и шарахнула прямо в мозг.
Гор намотал волосы на руку, заставляя прогнуться, протолкнул язык глубже. Дико, опять до чертиков самоуверенно, безжалостно. Он кусал, облизывал и втягивал в рот мои губы, язык, облизывал десны, касался неба, сжал в пальцах сосок, потянул, снова укусил. И опять.
Так сладко, так жарко. И туман в голове, и вдохи толчками в груди.
Я утонула, потерялась почти в его движениях, готова была следовать за ним, но все-таки нашла силы оттолкнуть. Уперлась рукой в ходящую ходуном грудь Гора, выпуталась, выскользнула со всхлипом, провела вдоль всего тела ногтями, наблюдая, как они оставляют красные полоски на покрытой испариной коже, облизала губы. Дышала, как будто пробежала стометровку.
— Не двигайся, Ястреб, — чужой голос, совершенно кошачий, хриплый. — Я хочу попробовать тебя.
— Славка…
Я только улыбнулась и снова провела ногтями по плечами и груди, по шее, задела соски и опустилась ниже. Вдоль потрясающего тела. Пальцами по ключицам, очертила кубики пресса, губами снова вдоль шеи, к ключицам и ниже. Перекатывая его вкус на языке, растирая, упиваясь. Он пах крышесносно, чем-то терпким: кожа, нотки дуба, мускатный орех. Он пах собой так охренительно, что, пожалуй, впервые в жизни я поняла, что такое подавиться собственной слюной, хотеть кого-то до черных точек перед глазами, захлебываться предвкушением.
И снова дорожка из поцелуев-укусов по горячему торсу вниз, каждый кубик, каждая натянутая мышца, пупок, я провела вдоль резинки штанов языком, вылизывая Ястреба. Дурела все больше и больше, смаковала.
Никогда такого не делала, никогда так не хотела прикасаться, трогать, упиваться. Какое-то сумасшествие.
Гор дышал, тяжело и хрипло, сверлил меня почти злым взглядом. Смотрел…
Мать твою, как он смотрел… как будто трахал. Грязно, громко и сильно.
Я улыбнулась хищно, спустилась еще, садясь чуть ниже его колен, провела языком вдоль пересохших губ, облизала собственную ладонь. Длинно, не отрывая взгляда от черно-стальных глаз. И подцепила резинку штанов пальцами, боксеры. Дернула раздражающие тряпки вниз.
Кла-а-а-ассс.
У него даже член охренительный. Большой, красивый, увитый венами и…
Я вздернула брови, поднимая вопросительный взгляд на Ястреба.
— Я не еврей, — прорычал Гор, скалясь. Смесь ехидства и дикого желания, заводит до чертиков, как оказалось. — Родители повелись на увещевания врачей.
Единственное, что смогла, это отрывисто кивнуть, снова облизать губы, понимая, что тону все больше в чернильном взгляде, что еще немного и мне достаточно будет простого прикосновения, чтобы взорваться. Тело скручивало, тянуло и трясло от желания.
Так хотелось… Его.
Я обхватила член у основания, провела вдоль, пальцами другой руки скользнула по головке, растирая каплю влаги. Терпкую, наверняка, солоноватую, была уверена, что мне понравится.
Сглотнула гулко, краем уха сквозь гул собственной крови и грохот сердца ловя рык. Настоящий, звериный, откуда-то из самого нутра Ястреба. Косые мышцы на его животе напряглись так сильно, что мне казалось, я слышу их звон. Гор стиснул пальцы в кулаки, вздулись на руках и шее вены.
Очень красиво. Невероятно сексуально. И эта испарина капельками, и эти сжатые до желваков челюсти и хриплое, отрывистое дыхание.
Я снова провела рукой, опустила вторую к мошонке, оглаживая нежную плоть. Бархатную, мягкую, кайфовую. Наклонилась, тут же нетерпеливо отбрасывая назад волосы.
Я хотела, чтобы Гор смотрел, хотела, чтобы он видел, что я делаю и насколько мне это нравится. Какое-то странное, первобытное желание, чуть ли не инстинкт, совершенно мне не свойственный до. До него.