Гастроль в Вентспилсе

Тедис до сих пор чувствовал себя как выброшенная в море пресноводная рыба – плыть по течению еще можно, но дышать трудновато. Смерть Румбиниека он, например, переживал куда тяжелее, чем остальные товарищи по работе. Несмотря на то, что полковник строго предостерег его не торопиться с выводами, поскольку еще не доказано, что совершено убийство, Тедис готов был дать голову на отсечение, что старика Румбиниека прикончили. Нельзя сказать, что ни с того ни с сего Тедис вдруг почувствовал симпатию к покойному. Старик как старик, мрачноватый, как это нередко бывает, если пенсионера потревожат во время дневного сна. Ходил по соседским квартирам, чинил электричество, утюги, ничего особенного от жизни не требовал, кроме своей рюмочки перед сном, чтобы среди ночи не просыпаться в полном одиночестве. Тедису не верилось, что Румбиниек был активным участником аферы. Быть может, он даже не подозревал, для какого дела понадобился его паспорт, который он, очевидно, «уступил» за несколько бутылок. Но он знал, кому его отдал, и теперь заплатил за это жизнью.

Тедис сознавал, что опять им движут чувства, необоснованные и недоказуемые подозрения, а они-то и есть наибольшее зло при ведении следствия по уголовному делу. Если ему не удастся обуздать фантазию, приучить себя рассуждать бесстрастно и освободиться от абсолютно ненужной сентиментальности, то ему до самой пенсии пребывать в «детсаде», где такой чувствительный дядя будет очень по душе несовершеннолетним нарушителям…

В кабинет вошел дежурный сержант.

– Разрешите?.. Вот этот гражданин вас ищет, товарищ старший инспектор. По неотложному делу.

– Не такое уж оно срочное, это дело, просто подумал, что смогу быть вам полезен, – сказал директор комиссионного магазина Имант Гринцитис.

Не дождавшись приглашения, он прошел мимо сержанта и поклонился. По случаю официального визита он, невзирая на летний зной, был в застегнутом на все пуговицы темно-коричневом пиджаке. Из бокового кармана Гринцитис извлек конверт и протянул его Селецкису.

– Пришло с вечерней почтой, и мне почему-то показалось, что это письмо надо сдать в милицию. Ходят слухи, что Мендерис арестован. Это правда?

– Благодарю, – сказал Селецкис и положил письмо на стол. – Поскольку письмо не заказное, обойдемся без квитанции, я полагаю… Вы хотите сообщить что-либо важное, что может помочь следствию?

– Я право не знаю, – смутился Гринцитис. – Может, у вас есть какие-нибудь вопросы ко мне?

– Если возникнут, мы вас вызовем. Всего наилучшего!

Гринцитис подал было на прощанье руку, но, заметив неприязненное выражение лица старшего инспектора, передумал.

– Отчего ты с ним так неприветлив? – спросил Яункалн. – Вчера мне показалось, вы с ним хорошие знакомые.

– Так уж оно есть с этой всенародной поддержкой. Теоретически нам трудно работать без помощи самых широких слоев населения. Но по собственной инициативе со своими наблюдениями чаще всего приходят всякие сплетники или же люди, желающие извлечь для себя таким образом какую-то пользу.

– Имант Гринцитис не похож на сплетника.

– Значит, у него на уме еще что-то. Быть может, его заботит репутация магазина, – ответил Селецкис и посмотрел конверт на свет. – Не распечатывался, это видно и без экспертизы. Вчера поздно вечером отправлено из центра Вентспилса.

Он разрезал ножницами конверт и пинцетом извлек оттуда исписанный листок бумаги. Прочитал, покачал головой и протянул письмо Яункалну.

«Уважаемый тов. Мендерис!

Ни сегодня, ни завтра зайти я к Вам не смогу, ибо внезапно почувствовал слабость на сердце. Посему прошу извинить меня за то, что не принес товар. Однако дома держать тоже не хочу. После неожиданного визита стало страшновато. Прошу вас зайти, когда будет время, и я расскажу, где спрятал. Очень хочу этой ночью спать спокойно, поэтому приму свое черное снотворное. А также и за Ваше здоровье.

Очень Вас жду!

С глубоким уважением

Артур Румбиниек

5 августа 1975 года

Вентспилс».

Что-то было в этом письме ненастоящее, но что именно? Яункалн принес заявление Румбиниека об утере паспорта и положил рядом. Почерк тот же самый. Многословие можно было счесть возрастной чертой характера. Однако более всего смущало то, что письмо отвечало почти на все вопросы. Оно, казалось, было сочинено специально для того, чтобы милиции было легче расследовать дело. Но разве в жизни так не случается?

Полковник Кашис сразу уловил суть проблемы. Письмо Румбиниека осложняло, а отнюдь не упрощало вопрос о причине внезапной смерти пенсионера.