Гастроль в Вентспилсе

– Эмиль Мендерис ведь готов признать свое участие в афере с «Сикурами». Зачем ему было убирать опасного свидетеля? И еще одно неясное обстоятельство. Единственный яд, действующий сразу после введения, – эта знаменитый цианистый калий, но у него выраженный запах горького миндаля. Позвонил в морг – инъекция отпадает, нигде нет ни малейшего следа от иглы. Производные дигиталиса дают смертельный исход лишь через шестнадцать часов. Вероятность эта не исключена, однако она опрокидывает все наши расчеты времени. Я уж начал думать, что он умер естественной смертью, но тут откопал в вашей библиотеке учебник по фармакологии. Старенький, зато обстоятельный, даже с примерами из древнегреческой мифологии. На шестьсот одиннадцатой странице я обнаружил сведения об аконитине – алкалоиде растения аконит. Оказывается, фирма «Мерк» производит препарат «aconitinum crystallisatum», растворимый в спирте. Достаточно пяти миллиграммов, чтобы через три часа наступил паралич сердца.

– Значит, Румбиниек принял его до восьми часов. Но в это время Мендерис был еще в Ужаве или по пути оттуда, – задумчиво проговорил Селецкис.

– По его собственному утверждению, – заметал Кашис, – нами еще не проверенному.

– Шофер с молоковоза будет у меня завтра утром. Как только придет на работу. Вчера по этой трассе ездил только Филарет Воскобойников.

– Не козыряйте редкими именами, они не оправдывают недостаток оперативности! – полковник был не в духе. – Трупный материал самолетом отправлен в Ригу на исследование, там обещали работать всю ночь, если потребуется, и прислать нам заключение по телетайпу. Я и для вас двоих приготовил незаконную сверхурочную работу. Вам известен некто по прозвищу Чип?

– Настоящее имя Дзинтар Вульф, – подсказал Яункалн.

– Есть у нас в Вентспилсе такой спекулянт по морской части, – безразличным тоном отозвался Селецкис. – На учете у инспектора Дрейманиса.

– Ваш инспектор знает о нем меньше, чем моя теща, у которой из-за этого Чипа даже температура подскочила. К вашему сведению, он сегодня дважды побывал в парадном, где квартира Румбиниека, и смылся при виде милицейских машин. Даже если не верить моей теще, которая считает, что убийца обязательно возвращается на место преступления, все равно надо бы за этого типа взяться покрепче. Он получает от моряков подозрительно легкие для их размера свертки, которые переправляет дальше через посредничество несовершеннолетних… Одним словом, ясно?

– Ясно! – словно эхо отозвался Яункалн. – Теперь я знаю, чем различаются эти письма. Датой! Взгляните, как она написана в заявлении и как здесь.

Он придвинул полковнику оба листка. Цифры казались написанными одинаковым почерком, но манера написания даты была разная.

В заявлении – , а в письме – 5 августа 1974 года, Вентспилс.

– На графологическую экспертизу! – отдал распоряжение Кашис. – Ну и, конечно, надо искать отпечатки пальцев.

– Графология – мое хобби, – с улыбочкой сказал Селецкис. – А то пришлось бы отсылать в Ригу.

– Да, гастроли в провинции – хлеб не из легких, – со вздохом проговорил Кашис. – А теперь пошли: Рената Зандбург и Расма Кашис ждут нас ужинать. Как там с угощением, не знаю, но то, что в саду у тещи не растет аконит, я проверял самолично.

День шестой

По соображениям конспирации, входящую в плату за жилье утреннюю кормежку тетушка Зандбург перенесла на вечер, когда приготовление жарева и варева можно было взвалить на Расму. До тех пор, пока соседнюю с кухней комнатку занимал зять, она побаивалась вставать с первыми петухами. Еще застукает на прогулке, разоблачит симуляцию, разозлится, все бросит и уедет. А кто станет ловить мошенников, околпачивших бедную, неимущую лоцманскую вдову на кругленькую сумму в семьдесят пять целковых?

Расма, конечно, так рано не вставала, у полковника самый крепкий да и самый громкий сон наступал после восхода солнца. Но сегодня Тедису не хотелось отстать от Селецкиса. Он понимал, что секрет успеха старшего инспектора по части сбора информации кроется отнюдь не в сверхъестественном даре ясновидения, но в тщательной повседневной работе, которой он занимался по утрам и вечерам. Яункалн свое задание тоже решил выполнить до начала рабочего дня – пусть даже и натощак!

Дворник уже закончила поливку тротуара и была готова к исполнению роли понятой. Выразила свое согласие также и соседка Румбиниека – любопытство оказалось более сильным фактором, чем вызванные первым шоком слезы сочувствия.

Яункалн сорвал бумажки с печатями, которыми были заклеены замочные скважины, и вставил ключи. Дверь раскрылась без скрипа.

Внутри все выглядело так же, как накануне – чистота, граничившая с неуютом и нагонявшая тоску на посетителя. Ощущение неуютности подчеркивало еще назойливое воспоминание о скрючившемся за обеденным столом мертвеце.