Гастролёр

Писать по-английски я не умел, поэтому привлек к подготовке своих иностранных друзей. Два вечера допоздна я рассказывал им на крыше анекдоты, а они их записывали. Каждые две-три минуты наш отель просто взрывался от хохота. А я… все равно терзался сомнениями. Слишком много поставлено на карту. Не позвонить ли снова в Российское консульство? Только как расценит король, что я отверг его ангажемент?… Была не была. Артист должен умереть на сцене.

Когда сценарий и текст окончательно определились, я сдал их цензору.

— Смешно, — подтвердил мистер Халед. — Начало сократи, концовку переделай, здесь вот подправь, вот это вообще выкинь и готовься. Но помни: от текста ни на шаг. Отвечаешь за это дельце своей головкой.

И чтобы я никак не переврал смысл его слов, он постучал по моей дурной башке: «Я всё понятно объяснил?»

Скоморох-коробейник

Эй, братва! Вали сюда!

Налетай — подешевело!

Было рубль — стало два!

Русская кричалка

Еврей, еврей, продавал червей,

на тарелочке носил,

по копеечке просил.

Русская дразнилка

Вот и пригодились сценические костюмы. Я достал из-под шкафа чемодан, тщательно отобрал все необходимое и привел в порядок с помощью щетки, утюга и англичанки Джейн. Вещи успели здорово запылиться и помяться, пока я покорял подводные миры. Выяснилось, что я немного похудел, раздался в плечах или просто отвык от фрака. В назначенный вечер, подготовившись и собрав вещи, я нервно нарезал круги по холлу гостиницы.

— Волнуешься? — спросил Али.

— Не то слово, — ответил я. — Даже во рту пересохло.

— Сейчас я выпить тебе налью.

— Не, я перед работой не пью.

— Это можно, — уверил он, протягивая мне стакан чистого выжатого лимонного сока.

Я выпил залпом, меня передернуло, но сразу действительно полегчало.

— Спасибо, Али, — поблагодарил его я, утирая накатившую слезу. — Я теперь выгляжу достаточно несчастным, чтобы отправить меня домой?

***

— Возьми сразу чемодан, — заявил лично приехавший за мной мистер Халед. — Если все будет хорошо, оттуда сразу рванем в аэропорт. Пересядешь в другую машину и вперёд. В аэропорт у нас ездит специальная машина, не та, что возит во дворец. У нас для всего своя машина, и даже для тюрьмы, — опять неудачно пошутил он.

Шутка заставила задуматься. Вспомнив, что «возвращаться — плохая примета», я с тоской пошел за шмотками. Выход на улицу с чемоданом в руке вызвал в мозгах дурные ассоциации, типа «с вещами на выход», «тюрма — твой дом», и картины: сижу печальный во фраке и галстуках на чемодане в глубокой яме. Передо мной таймер: прошел один год, одиннадцать месяцев и двадцать девять дней. Завтра я умру: ведь дольше двух лет тут никто не живет. Постойте, сейчас же февраль! В феврале двадцать восемь дней. Значит, уже день, как я умер…

А мы уже подъезжали к порту, где на своей яхте гулял король. Территория порта по периметру несколько раз была оцеплена военными и полицией. Пару раз меня тщательно проверили на наличие оружия и взрывчатки, затем посадили на катер, который прямиком направился к роскошной яхте, сверкавшей огнями на горизонте. Досматривали меня ещё и потому, что я продолжал держать чемодан в руке. «Специальная машина для аэропорта» то ли застряла где-то в дороге, то ли её даже не прислали — на дно-то дешевле…

На борту меня ещё раз досмотрели и «под конвоем» проводили в помещение, отведенное под гримёрку. Сорок минут ожидания показались вечностью и эмоционально походили на яркую форму невроза, тонко граничащую с настоящим буйным психозом. Больше всего волновало то, что я ни разу не видел площадку своего предстоящего выступления и не знал в лицо пригласившего меня короля. Это не давало возможности заранее продумать правильную мизансцену. Экспромт — дело хорошее… когда ничем не рискуешь. Вскоре за мной пришли. «Нельзя приближаться к гостям, поворачиваться к ним спиной, падать ниц и целовать руки», — проинструктировал меня офицер.

Мой выход был сразу после танца живота. Не зная, можно ли после выступления возвращаться в гримёрку (туда ведь никто не приходил), я машинально прихватил чемодан. Не помню, как на ватных ногах в полуобморочном состоянии оказался в роскошной зале. Сцены как таковой не было, действо проходило просто на свободном от столов месте.

Зайдя туда, я понял — все подготовленное напрочь не годится. А что тогда делать? Австралийский Филиас Фог говаривал: «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое». Действовать нужно было быстро и нагло. Наглость — я знал наверняка — второе счастье. А в данном случае могла стать победой. Все сидящие здесь были настолько значительнее меня… уже мое появление перед ними, наверное, казалось им наглостью, что же, на этом и придется сыграть. Что мы имеем: они богатые — я бедный; они на родине — я на чужбине; они мусульмане — я еврей… У меня есть концертные костюмы, у них нет! — вдруг осенило меня.