«Проснулся он от дикой головной боли, сушняка и от того, что кто-то ворошил его волосы. Этим „кто-то“ оказалась маленькая вонюченькая обезьянка…» Зато живой! Ноги его оказались чуть ли не в шпагате, разбросаны по сторонам. Ага, значит, даже в пьяном состоянии он пытался изобрести компромиссную позу, типа «а мы пойдем на север» или «свой среди чужих». Правда, ещё полчаса он пытался собрать вместе затекшие конечности, а когда удалось, его озадачила новая проблема. Он ещё не сделал себе горшок — вчера было не до того — а сейчас хотел срать, как африканский слон… В дальнейших рассказах Витька стали появляться большие пропуски; вскользь он рассказал, как искал материал для горшка. Оказалось, здесь все лепят из верблюжьего помета. Только верблюды в тот день «сходили по большому» на некотором расстоянии от поселка, а Витёк боялся, что это расстояние будет больше «трех метров и сорока аршин», на которые нельзя отходить. Тем более что так и не вспомнил, сколько же в аршине вершков. Вкратце он пересказывал и то, как лепил горшок и терпел, как потом бегал за старейшиной, а тот, едва завидев своего странного гостя, с криками и воплями удирал от него.
— Кстати, может, остановимся? — вдруг спросил Витёк.
Я даже не стал спрашивать, зачем. И пока он облегчался за машиной, раздумывал, как же сказать правду? Стоило глянуть в его серьёзные глаза человека, практически пережившего смерть, — сразу представлялось, КАК ОН МЕНЯ БУДЕТ БИТЬ!.. Витёк, конечно, не Геракл, но пережитое придаст ему сил. Лучше уж рассказать ему все потом, когда-нибудь, за выпивкой, за долгим душевным разговором, когда я смогу поделиться всем, что сам здесь пережил и чего натерпелся — благодаря ему, между прочим! Может, тогда он поймет меня и простит…
И я ещё раз взглянул в зеркало на счастливо гадящего Витька… Может, ТОГДА — лет через десять… или, нет, наверное, лучше через тридцать.
Трест, который лопнул
Жена — мужу:
— Ты понимаешь, что дебил! И даже на конкурсе дебилов ты бы занял второе место!
— А почему второе?
— Да потому что ты дебил!
…Говорят, что надо людей прощать. Мстить — не по-божески; месть — это зло, которое обычно возвращается… Такие высокие мысли посетили меня в то утро, когда я вместе с грязным небритым Вителлой въезжал в Халаиб. Уже по дороге я выяснил, что денег у мерзавца мало, — их точно не хватит на билет до России. Он же прилетел сюда, окрыленный моими посулами, наивно веря в свою счастливую продюсерскую звезду. Сказать ему, что и Деда Мороза тоже не существует, в данный момент я не мог. Что, если его сознание все-таки пошатнулось от стресса, и я его просто добил?
Итак, удовлетворив мелкую мстительность, я не проучил дурака, а сам себе повесил камень на шею, с которым и буду блуждать отныне. Эх, говорил же мне папа: «Ромочка, никогда не спорь с дураками, со стороны могут не разобраться, кто из вас кто». Кажется, сейчас сама судьба запуталась, и мне пришлось притащить его к себе в номер, отправить в душ и придумывать, как жить дальше.
Вторым неприятным обстоятельством было то, что теперь, чтобы не получить в рыло, придется постоянно врать про переворот и короля. А «был ли мальчик», я и сам до сих пор не узнал. То есть, в моем паспорте стояла виза королевства, а в Витюхином — республики. Сие загадочное обстоятельство и помогло мне выкрутиться, мы сравнили наши документы ещё до того, как я отправил его в душ. Для него теперь история стала понятна, а для меня — ещё более запуталась. Что-то все же произошло в стране, но что?.. Халаиб мирно существовал: туристы отрывались, местные делали все, чтобы отрыв был полным, думая лишь о том, как на этом удачно заработать, и никаких революционных порывов не читалось на их лицах, улыбчивых, грязных и тощих. «Может, только России свойственны такие революционные потрясения, что всю страну колбасит, а здесь иначе? — размышлял я. — Или они все знают, но скрывают? Скажи туристам, что в стране революция, — их отсюда как ветром сдует! А жить тогда на какие шиши?»
Но что самое интересное — мне и самому, в принципе, революция по барабану. Давайте смотреть на вещи честно: я влетел сюда по пьяни и сейчас разгребал свою блевотину — то есть зарабатывал на обратный билет. Что и делал, занимаясь временной, но любимой работой, завел здесь долговременных друзей. А все вопросы с визой пойду решать, как только накоплю на «тикет». К чему суетиться, теряя доход в рабочие дни? А Витёк?! Буду брать его с собой «на работу». Научу всему потихоньку, сможем сбивать группы туристов побольше, поручу ему подводную съемку, доверю закупку пива, а там… что-нибудь определится.
Тут мой «камень» появился из душа — хорошо пахнущий местным мылом (кретин, сейчас его облепят все мухи!), побритый и счастливый:
— Ну, в ресторан? Угощаешь?
Ох, а куда тебя девать?
— А бабы местные будут? Ты говорил, они темпераментные.