Гать (СИ)

— А нечто нет? В моем квартале за неделю — за неделю, Карл Великий! — открылось четыре кофейни. Сорок сортов, обработка разная, обжарка, аромат такой, что с ног валит за версту! Угадай, кто держит?

— Кто?

— Да все наши! Подхожу, спрашиваю, как дела, ржут такие — местный народ в первый же день кофе второй сварки спрашивать повадился, говорит, мол, полезно для сердца. Мы им, говорят, спервоначалу бесплатно нифеля отоваривали, чо нам, жмыха жалко, но потом сообразили, и вдвое дороже нормального кофе стали подавать, да с шутками-присказками, заговором, декаф — чтобы хер стоял. Соображаешь? Тут же непуганый идиот массово проживает! Здесь чтобы у тебя не срослось дело, надо совсем под себя ходить и слюни пускать. А ты говоришь, не малина. Да она самая! Только не говори мне, что тебе совестно на дураках наживаться или тебя взгляд косой смущает.

— Да ни черта меня не смущает, — махнул рукой Иштван.

— Тогда что? Не пишется тебе? Так тебе и там, за ленточкой, чегой-то не писалось. Ты каждый вечер только и сидел пьяный, панцерцуги проходящие на пальцах считал, что я, не помню что ли?

— Ты не понимаешь. Точнее, понимаешь, только зачем-то придуриваешься.

— И чего это я такое понимаю? — прищурил глаз Злотан.

— Ненадолго это все. Скоро здесь точно такая же ерунда начнется.

— Ерунда?

— Ерунда! — теперь уже Иштван позволил себе стукнуть кулаком по столу, но аккуратно, покосившись по сторонам, как бы не привлекать внимание прочих посетителей.

— Это ты про эрцгерцога что ли? Курфюрста убиенного?

— И про него тоже. Ты же слышал эту офигительную историю, якобы злоумышленника схватили там же под Сараевым мостом, да без суда тут же и подвесили сгоряча. Как говорят в народе, «служил Гаврилушко бомбистом, Гаврило богу душу дал».

— Ну да, и что с того?

— А то с того, — в запале мотнул головой Иштван и тут же заговорщицки понизил голос, — не верю я в эту ерунду. Подросток только из села свалился с потолка нам на голову и замочил наследника Его Высочества. Доказательства? Граната не той системы! Вот и все доказательства. Да только меня не проведешь, я военкор со стажем, да ты и сам должен понимать, полковник, как такие дела делаются. Отряд коммандос входит и выходит, вот понятые, вот подставные, получите, распишитесь!

— И давно ты у нас конспиролухом заделался? — с сомнением потер небритую челюсть Злотан.

— Ты мне ваньку валять бросай, все ты понимаешь. Давно — не давно, а дело не в конспирологии, я чисто по фактам иду, без завиральных теорий про синих мужиков. Ленточка осталась прозрачной, и кто там нынче бродит, то один наш друг кадет Варга знает, только хрен кому расскажет. Разве что своим собратьям из ленных маноров. Куда нам с тобой, мил человек, ходу нет и не надо.

— И не надо, мы в красных пальто не ходим, — с серьезным видом подтвердил полковник.

— А потому уж извини, но я нынче стал человек сильно не верующий. И помяни мое слово, начнется вскоре здесь, да и по всей равнине от южных гор до самой тундры нездоровый кипеш. В котором я лично если и собираюсь участвовать, то на своей собственной стороне.

— Это на какой такой «своей»? Какая у тебя может быть своя сторона, если ты обратно через ленточку собрался?

Но Иштван даже не моргнул в ответ на подначку.

— Ты еще не понял? Главная и, пожалуй, единственная ошибка, которую в текущих обстоятельствах можно совершить — это всерьезку примкнуть к одной из сторон. Запомни, полковник, нет никакой «ленточки», нет никакого «там» и «тут». Эти нарочитые дихотомии совершенно бессмысленны, потому как…

— Погоди, я что-то запутался.

— … не перебивай, пожалуйста, — отрезал Иштван, засовывая заветный блокнот поглубже во внутренний карман. — Вопрос серьезный. Нет сейчас вообще никаких «сторон». Сторона сейчас у каждого должна быть одна. Своя собственная. Ты же не слепой и не тупой, ты видишь, что творится!

— Ну так просвети меня, не томи, — насупился в ответ, дернув глазом, Злотан.

— Перед нашими глазами начинает разворачиваться самый натуральный конец света, без «бэ», в масштабе один к одному. Этот мир обрек себя на погибель и теперь доживает последние дни, готовясь в корчах и всеобщей агонии похоронить под своими гнилыми руинами все живое.

— Дядя, скажи, ты совсем дурак? — полковник аж поморщился, явно ожидая от собеседника чего-то совершенно иного.

— Быть может, я и дурак, но вспомни, отчего мы бежали сюда?

— Из тени черных монолитов выбраться?

— Так точно, — твердо кивнул, соглашаясь, Иштван, — да только посмотри вокруг, разве здесь, на болотах, они вообще для чего-то необходимы? Там, за ленточкой, людей буквально зомбируют, но здесь никого и зомбировать не требуется, здесь каждый день — свой цирк с конями, местному фандому что, нужны обелиски, чтобы дурить всем вокруг голову?

— Ха, они и сами успешно справляются, я тут одну деваху встретил в лавке, зацепились языками, она абзацами мне как по методичке шпарит повесточку, кто прав, кто виноват и что делать. При этом глаза такие… лубяные. Ушел оттуда как по подушкам, только и думал, как бы на отходе не спалиться!