Гать (СИ)

Ввиду общей опасности положения, решили в кои-то веки прибегнуть не к своеобычным стращанию, пужанию и дуракавалянию, а действовать по науке. Позвали экспертов-политолухов из заокеанского источника мудрости «Мирумир корпорейшн», те высокородным и насоветовали: необходимо тотчас созвать со всех болотных земель асов птушкиных во главе с одноглазым суперасом Водяным, для чего глава стражи Его Высочества князь Хемуль должен трижды протрубить в специальный рог Изобилия, что в переводе с языка асов означает попросту «громкий рог» — очень уж он громкий. Ну, значит, асы на это изобилие и потянутся. Они же и станут вековечную знать подобру-поздорову от злокозненных людишек охранять, а быть может, и самого Козлевича своим внушительным видом от ленных маноров отвадят.

На том и порешили, расползаясь по своим уделам дальше девок портить и кровь людскую пить.

Но только звучало все это как хороший план лишь на бумаге. На деле же политолухи деньги хоть взяли и немалые, а в местном болотном политесе разбирались примерно как свинья в апельсинах. Асы птушкины хоть и разогнали с улиц сестриц со штудентами — еще бы, с такими-то рожами — но сами промеж того быстро задружились с селюками, точнее — с их знаменитой водовкой, из того самого навоза и выгнанной, так что получилось в итоге хужее некуда.

По градам и весям болотным отныне шатались толпы совсем уж неподконтрольной пьяни, настолько проспиртованной, что никто никому уже служить не собирался вовсе.

Анархия воцарилась на улицах, теперь не то чтобы после заката — в белый день не было никакой возможности простому разночинцу, да хоть бы и ленному князю выйти на двор до ветру, чтобы не огрести в итоге по сопатке от ражей гоп-компании асов, тусов и тут же подтянувшихся на шум болотных еманаротов.

Полисия, глядя на все это безобразие, вмешиваться тоже не спешила, потому что имела в бизнесе еманаротов долю малую, а потому в поимке оных отнюдь не была заинтересована. Да и куда их — застенки-то еще со времен посадки туда певунов-суповаров так и оставались переполнены.

В общем, пока судили да рядили, этих сажали, тех выпускали, объявляя то всеобщие выборы, то амнистию в честь очередного тезоименитства Его Высочества, воцарился на болотах окончательный бардак, вертеп и такие народные гуляния, что дня не проходило, кабы там или тут не вспыхивало очередное пожарище, отчего болота постепенно заволакивало столь плотным смогом, что не видать сквозь него было ни зги, ни стеги, никакого простого пути.

Ошую пойдешь — проблем огребешь. Одесную направишься — с проблемами поквитаешься.

Вот такой получился тупик гуманизма.

И не сказать, что никто не понимал масштабов проблемы, и не пытался хоть как-то ее решить. С высоких кафедр ежедневно произносились камлания с призывами к уму, чести и совести нашей эпохи. Очередного второпях по ошибке побитого перебежчика на скорую руку отмывали от вездесущего навоза и выставляли напоказ — рассказывать, заламывая руки, как он всей душой разделяет болотные ценности и вообще либертарианец в душе. Туше! Тех же штудентов-суповаров пусть и рисовали в воскресных фельетонах заблудшими овцами, однако не забывали уточнить, что да, дурное, но дитя! Дня не проходило, чтобы над очередным ленным манором не взмывал гордым болотным соколом кто-нибудь из долговременной знати, зачиная свой ночной дозор устрашения злокозненных и укрепления духа добронравных. Мол, авиасия Его Высочества на посту, бдит и зрит с небес. Граница на замке!

Ничего не помогало.

Повсеместным явлением стало рытье частных схронов и блиндажей. Количество паленого гладкоствола на руках у населения не поддавалось исчислению. В некоторых городках, сказывали, местная милисия из полурегулярных патрулей на глазах сколачивалась в натуральные банды, норовя начать возводить повсюду самопальные стены и рогатки в инстинктивной попытке отгородиться от опасности, в самой сути которой им было недосуг даже усомниться.

Провидиц уж никто и не слушал. Молчите, проклятые, заткнитесь, ну вас с вашими дурными предсказаниями. Провидицы, разумеется, все тут же заткнулись, а кто не все — того уж разыскивают в качестве пропавших без вести.

Болотные земли отнюдь не выглядели пороховой бочкой — они ею и были.

И ведущий к ней бикфордов шнур уже отчаянно тлел промеж клубов вонючего смога. Тлел у всех под носом, только руку протяни — обожжешься. Но не нашлось ни единого разумного голоса, кто бы сумел пробиться сквозь гомон беснующейся толпы, кто бы сумел угомонить риоты, предложить дельный план. Все были слишком заняты самими собой.

Покуда все не свершилось.

— Глядят ли жадные очи с надеждой в небеса? Ищут ли божественного спасения?

— Нет, не глядят, о ужаснейший!

Клубок беспросветно черных змей продолжал свой нескончаемый танец, рассерженно шипя на закат, туда, где еще краснел над низкими тучами красный диск уходящего солнца. И самый этот звук разрывал на лету испуганных птиц — их перья опадали вниз хлопьями мертвого пепла.

— Протягивают ли руки в бессмысленной мольбе? Взывают ли горние силы себе на защиту?

— Нет, не протягивают, о беспощаднейший!