Гатчина

Приготовляя дальнейшие военные операции я, конечно, не взял на себя военно-технического руководства и назначил ген. Краснова командующим всеми вооружёнными силами СПб района. В этой области, полагал я, на мне будет лежать обязанность всемерно поддерживать ген. Краснова, особенно в тех случаях, где его личного авторитета будет не достаточно. Первым непременным условием дальнейшего успеха нашего отряда было срочное появление с фронта подкреплений, в частности пехоты. С первой минуты появления в Гатчине я стал посылать во все стороны телеграмму за телеграммой с требованием высылки войска. Отовсюду отвечали, что войска уже высланы или высылаются. По нашим расчётам, основанным на официальных данных, первый эшелон пехоты во всяком случае должен был быть в Гатчине к вечеру 27-го. Особенно настоятельная потребность в пехоте была у нас не только потому, что было весьма затруднительно развивать операции с одной только кавалерией и артиллерией. Строевые казаки 3-го корпуса, вспоминая горький опыт Корниловского похода, настойчиво добивались, чтобы рядом с ними сражались не только чужие офицеры, но и солдаты. Дело в том, что наше появление в Гатчине привлекло сюда значительное количество офицеров. Это придавало нашему лагерю довольно своеобразный вид и весьма настораживало казачью массу; настораживало тем более, что им приходилось слышать в этой офицерской толпе разговоры и выражения, действительно, достаточно «старорежимные». Я думаю, что именно это выявлявшееся нервное и недоверчивое к офицерству настроение линейных казаков и заставило Краснова с его штабом вести себя с побеждёнными с гораздо большей снисходительностью, чем, по правде сказать, это следовало. Впрочем, ген. Краснов и в Гатчине и позже в Царском Селе, предпочитал, как правило, прибегать не к силе оружия, а к переговорам, речам и увещаниям. Кроме того не принималось никаких мер к очищению занятых городов от большевистских элементов. Пользуясь этим, большевистские агенты всюду проникали, всюду путали, мешали, саботировали; постоянно распускали панические слухи, наконец, проникли в казачьи ряды, где вели ловкую пропаганду против офицерства, выставляя и меня «реакционером», «вторым Корниловым» и т. д. За всё это положение вещей, конечно, ответственен я сам, но у меня было правило: не вмешиваться в распоряжение лиц, которым я поручил исполнение той или иной задачи.

Как не были ничтожны наши силы, мы решили в ожидании подкрепления с фронта не останавливать нашего марша на СПб. Прежде всего мы были убеждены, что первые эшелоны, как я уже говорил, будут в Гатчине вечером 27-го или в крайнем случае на рассвете 28-го октября. А затем нужно было использовать до конца то деморализующее впечатление, которое произвело на восставших быстрое появление войск с фронта и захват Гатчины. Ведь никто ещё не знал действительного количества штыков и орудий, бывших в нашем распоряжении.

Весь Петербург, дружественный и враждебный, был убеждён, что количество «войск Керенского» исчисляется тысячами. Наконец, тактика «быстроты и натиска» диктовалась повелительно общим состоянием страны и, в особенности, фронта. Главным козырем большевистской игры был мир, мир немедленный. Захватив в ночь на 26-е здание главного телеграфа СПб. и самую в России могущественную Царскосельскую радиостанцию, г г. большевики стали немедленно рассылать по всему фронту свои воззвания о мире, провоцируя утомлённых солдат, толкая их на стихийную демобилизацию и бегство домой, на братание и постыдное «замирение» по-ротно и по-взводно. Необходимо было бы пытаться разорвать все связи между С. – Петербургскими большевиками и фронтом, остановить поток отравленной пропаганды, растекавшийся повсюду по проводам и приёмникам правительственного телеграфа и радио. Через 8-10 дней было бы уже поздно: фронт был бы сорван, и страну затопила бы стихия сорвавшейся с фронта солдатчины. Выхода не было. Надо было безумно рисковать, но действовать.

Кстати, я должен сказать, что установившаяся легенда, что Вр. Правительство – Правительство Февральской Великой Революции – исчезло с лица земли среди всеобщего равнодушия, не вполне соответствует истине. В действительности в дни нашего похода на СПб. были днями, когда гражданская война вспыхнула и разгорелась по всей стране и на фронте. Героическое восстание юнкеров 29-го в СПб., уличные бои в Москве, Саратове, Харькове и т. д., сражения между верными Правительству и восставшими войсковыми частями на фронте – всё это достаточно свидетельствует, что мы были не совсем одиноки в нашей последней борьбе за честь, достоинство и самое существование нашей родины.