Гатчина

Неопределённость положения, отсутствие точных сведений, масса нелепых слухов создавали в городе, особенно к ночи, крайнюю нервозность, готовую в любую минуту превратиться в панику. Как раз в эту ночь на 29-е и в утро следующего дня в СПб. разыгралось трагическое кровавое недоразумение. В то время в СПб гарнизоне, как в полках, так и в специальных войсках, было ещё достаточно организованных анти-большевистских элементов, готовых при первом удобном случае с оружием в руках выступить против большевиков. Если к этому добавить военные училища, которые почти все тогда готовились к восстанию, да три казачьих полка, то в СПб. оказался бы весьма серьёзный анти-большевистский «кулак», который в нужное время мог бы нанести решительный удар в тыл большевистским войскам, занимавшим у Пулкова позиции фронтом к моему отряду. Сверх того, в это время все партийные боевые организации в особенности П. С. – Р., были тоже мобилизованы… Однако по случайным, ещё недостаточно выясненным обстоятельствам, а также по злой воле предателей, провокаторов, все готовые к бою анти-большевистские силы были пущены в действие раньше, чем мы могли их поддержать, или, по крайней мере, воспользоваться восстанием в СПб. для атаки на большевистские войска у Пулкова.

Конечно, если бы мы были во время осведомлены о событиях в столице, мы немедленно бросились бы на помощь, как бы в расплох не застало нас известие о восстании. Весь ужас положения заключался в том, что не только спровоцированное восстание вспыхнуло преждевременно, но о нём мы в Царском Селе весь день ничего не знали. Только около 4-х часов дня, когда все уже было кончено меня вызвали по телефону из Михайловского Замка и сообщили о разгроме и о том, что оставшиеся в живых повстанцы умоляют о помощи… Но что я мог теперь сделать? Как мог СПб. восставать без всякой связи с нами. Этот вопрос приводил меня в отчаяние.

Поздно вечером в Гатчину приехали из СПб. некоторые из моих политических друзей и привезли с собой страшный ответ на этот мучивший меня вопрос. Оказывается, по плану заговорщиков, восстание должно было вспыхнуть в нужный момент в полном соответствии с ходом военных действий нашего отряда. В заседании военного Совета, происходившем вечером 28-го октября; никакой резолюции о немедленном восстании принято не было. Это произошло позже, когда заседание кончилось и большая часть участников его разошлась. В этот момент в помещении заседания Совета явилось несколько военных с крайне тревожным, но едва ли верным известием. Большевики, узнав о готовящихся событиях, решили с утра 29-го приступить к разоружению всех военных училищ; больше поэтому медлить нельзя, завтра же нужно рисковать… И действительно, утром началась канонада, происхождение и смысл которой сначала оставались совершенно непонятными большинству гражданских и военных руководителей анти-большевистского движения в СПб. Провокация вполне достигла своей цели. Анти-большевистские боевые силы были во время и на голову разбиты в столице. Наш отряд не мог больше ни на что рассчитывать в СПб. Зато большевистские войска, стоявшие против нас, сильно ободрились.

Не могу не подчеркнуть поведение, во время этого несчастного восстания 29-го, тех казачьих полков, которые, дав лично мне торжественное обещание исполнить свой долг, так всю ночь на 26-е октября и «седлали своих коней». Эти полки остались верны себе. Несмотря на предварительные переговоры, несмотря на все ужасы, творившиеся на улицах СПб., когда юнкера и штатские расстреливались и топились сотнями, несмотря на всё это казаки остались «нейтральными». Старик Н. В. Чайковский вместе с Авксентьевым ездили в казармы умолять казаков о помощи. Всё было тщетно. По рассказам участников восстания полк. Полковников и ему подобные остались верны, своей тактике; руками большевиков разбить Вр. Правительство и ненавистную демократию, а затем создать сильную диктаторскую власть.