Гавайи: Миссионеры

Поэтому первый и наиболее спорный закон Лахайны был записан в книге Эбнера, состоящей из неровно сложенных листов бумаги, так: "Бой барабана на заходе солнца должен означать, что всем матросам следует немедленно вернуться на свои суда под страхом немедленного ареста и содержания в тюрьме Лахайны".

– Каков будет следующий закон? – спросил Эбнер.

– Никто больше не посмеет убивать новорожденных девочек, – предложила Ноелани, и это тоже стало законом.

– Следующий?

– Нужно ли нам полностью прекратить продажу алкоголя? – спросила Иеруша.

– Нет, – возразил Келоло. – Кладовщики и лавочники уже заплатили за свой товар, и они могут быть разорены.

– Но алкоголь убивает ваших людей, – отметил Эбнер.

– Мне кажется, что в городе начнется недовольство, если мы полностью запретим продажу этих напитков, – предупредил Келоло.

– Можем ли мы остановить новые поставки? – внесла свое предложение Иеруша.

– Люди с французских военных кораблей заставили нас пообещать, что мы будем приобретать определенное количество их алкоголя каждый год, объяснил Келоло.

– Возможно ли запретить продажу алкоголя простым гавайцам? – поинтересовалась Иеруша.

– Французы сказали, что гавайцы тоже должны пить их алкоголь, – объяснил Келоло, – но я считаю, что теперь мы должны отказаться от этого.

Когда дело было почти доведено до конца, Эбнер обратил внимание на то, что одну проблему, весьма существенную для всех гавайцев, никто так и не упомянул. Тогда он предложил:

– Нам необходим ещё один закон.

– Какой же? – подозрительно спросил Келоло, поскольку боялся, что этот молодой миссионер обязательно ущемит в правах кахун или старых богов.

– Господь говорит, – с некоторым смущением начал Эбнер, – и с этим согласны все цивилизованные страны… – Он запнулся, поскольку стыдился произносить то, что должно было последовать. Однако после секундного колебания, он все же набрался храбрости и выпалил: – Больше не должно совершаться никаких прелюбодеяний.

Услышав эти слова, Келоло надолго задумался, а затем высказался:

– Этот закон будет очень трудно проводить в жизнь, – от метил он. – Мне бы даже не хотелось заниматься этим… ну, во всяком случае, в Лахайне.

К всеобщему удивлению, Эбнер сразу же согласился с ним:

– Вы правы, Келоло. Возможно, мы даже не сможем и не станем проводить его в жизнь полностью, но неужели мы не сумеем объяснить людям, что в хорошем обществе прелюбодеяние не поощряется?

– Да, сказать так, конечно, можно, – согласился Келоло, но в ту же секунду его лицо приняло растерянное и удивленное выражение: – Но о каком именно прелюбодеянии ты сейчас говоришь, Макуа Хейл?

– Что вы имеете в виду? – не понял священник. Келоло, Кеоки и Ноелани молчали, и Эбнер даже подумал о том, что эти люди просто упрямятся. На самом же деле каждый из них сейчас серьезно задумался над предложением миссионера. Эбнер заметил, как Келоло перебирает пальцами, и догадался, что большой вождь в эти минуты что-то старательно подсчитывает.

– Видишь ли, Макуа Хейл, – наконец, заговорил высокий алии, – у нас на Гавайях существует двадцать три разно видности прелюбодеяния.

– Что-что? – только и смог выговорить изумленный Эбнер.

– И вот в этом у нас будет большая проблема, – продолжал свои объяснения Келоло. – Если мы скажем просто "Прелюбодеяния быть не должно", но не укажем, какого именно, каждый человек подумает вот что: "Ну, они имели в виду не наш тип прелюбодеяния, а двадцать два остальных". С другой стороны, если мы перечислим все двадцать три вида, как они есть, один за другим, кому-нибудь обязательно придёт в голову попробовать те виды, о которых они раньше и не слышали. И обстановка в городе может стать даже хуже, чем раньше.

– Я все же не понимаю, что значит "двадцать три разно видности" прелюбодеяний, – еле слышно ответил Эбнер, который ещё не успел прийти в себя.

– Ну, например, – начал Келоло с видом знатока этого во проса, – Есть женатый мужчина и замужняя женщина. Это номер один. Предположим, имеется женатый мужчина и же на его брата. Это номер два. Или же: женатый мужчина и же на его сына. Это уже номер три. Затем мы имеем женатого мужчину и его собственную дочь. Это будет номер четыре.

– Достаточно, – взмолился Эбнер и в отчаянии замахал руками.

– Ну, а дальше то же самое про братьев и сестер, сыновей и матерей, и прочее, что только может прийти в голову, – как бы между прочим пояснил Келоло. – Если только один из пары женат или замужем, то его любая связь уже будет считаться прелюбодеянием. Но как нам остановить все это? – спросил он и воздел руки к небу. – Как я уже сказал, если мы перечислим все двадцать три разновидности, то дела пойдут совсем плохо.