И пока Келоло речитативом кратко рассказывал об истории своего народа, маленькая комнатка словно наполнилась звуками мелких битв и великих сражений. Здесь, в этой лачуге, сейчас рождались боги, смелые воины похищали красивых женщин, и раздавались взрывы вулканов. Мужчины в желтых накидках, с копьями, вышагивали от одного потока лавы до другого. Королевы сражались за права своих детей, и храбрецы погибали в штормах. Через некоторое время Эбнер поддался очаровывающему влиянию рассказа, он влился в эти придуманные мифические события, и когда Келоло и Малама на каноэ "Ждущий Западного Ветра" совершали свое второе путешествие от Бора-Бора до Гавайев, маленький миссионер словно сам пережил все опасности этого смелого предприятия. А Келоло, сидя в полумраке, запел то, что подразумевалось как древняя песнь, которая должна была указывать направление во время этого сказочного путешествия:
Но как только Эбнер был готов воспринять часть этого повествования как правду, в рассказе немедленно начинались фантастические до смешного события. Чего стоило упоминание начала путешествия от Бора-Бора. Келоло заявил, что каноэ выходило в океан, когда был сильный шторм, и волны достигали в высоту сорока футов.
– Представить себе только: гавайское каноэ отправляется в открытое море во время урагана! – смеясь, делился Эбнер с Иерушей наиболее невероятными местами из рассказа Келоло. – Нет, ты только послушай! Здесь перечислено более сорока поколений якобы существовавших исторических личностей. Даже если отдать каждому поколению двадцать лет, и это ещё очень скромно, то выходит, что Келоло пытается мне доказать, что знает историю своих предков на протяжении более чем восьми сот лет! Он говорит, что именно тогда его предки достигли этих островов, а потом ещё совершили второе путешествие, отправившись на каноэ за новым грузом. Это непостижимо!
Когда Келоло закончил рассказ о своем генеалогическом древе – а оно, в общем, включало в себя поколений, – Эбнер предусмотрительно сделал копию и для себя. Он назвал это произведение "примитивной фантастической поэмой" и отослал её в Йельский колледж, где она стала основой всех последующих записей гавайской мифологии. Особенно понравился ученым исследователям эпизод, где описывался конфликт между богом Бора-Бора Кейном и богом Гавайки Коро. Сам Эбнер был невысокого мнения о своем труде, и когда он вызвал к себе Кеоки, чтобы вручить ему написанное, то снисходительно заметил:
– Твой отец заявил, будто это и есть история вашего племени.
– Все верно, – рассердился Кеоки.
– Ты только посмотри, Кеоки! Тут описано более ста двадцати пяти поколений людей! Да никто не в состоянии запомнить…
– Кахуны в состоянии, – упорствовал юноша.
– Ты произнес это так, словно защищаешь кахун, – насторожился Эбнер.
– В том, что они помнят историю рода, я готов им поверить, – ответил Кеоки.
– Но это же просто смешно, это выдумка, фантазия. – И Эбнер презрительно шлепнул ладонью по рукописи.
– Это наша книга, – заявил Кеоки, прижимая листки к своей груди. Библия – ваша книга, а эти воспоминания – наша.
– Как ты смеешь, ты, человек, который позволил себе даже спросить меня, когда его посвятят в духовный сан?!
– Почему же так получается, преподобный Хейл, что мы должны всегда смеяться над своей книгой и обязательно уважать и почитать вашу?
– Потому что моя Книга, как ты её неправильно назвал, является божественным словом самого Господа, а твоя представляет собой сборник выдумок.
– Неужели "Рожающие" более близки к правде, нежели воспоминания кахун? – бросил вызов Кеоки.
– Близки к правде? – чуть не задохнулся Эбнер. Он почувствовал, как начинает кипятиться. – Одна книга представляет собой божественное откровение Слова самого Создателя. Другая … – Он скорчил презрительную мину и закончил: – Господи Всемогущий! Да неужели ты можешь даже сравнивать их?!
– Мне кажется, что в Ветхом Завете очень много всяческих сказаний, которые тоже являются только лишь вымыслом кахун, и не более того, уверенно произнес Кеоки. За тем, чтобы хотя бы немного отомстить Эбнеру за его высокомерие, он добавил: – Скажите мне честно, преподобный Хейл, неужели вы сами не считаете, что Иезекиль по своей сущности был почти что кахуна?
– Тебе лучше сейчас уйти, – ледяным тоном бросил Эбнер, но тут же почувствовал себя неловко оттого, что напрасно так рассердил юношу. Поэтому он положил руку на плечо Кеоки и указал на каноэ, стоявшее у берега. Послушай, – тихо начал он доказывать свою правоту, – конечно же, ты понимаешь, что такая лодка не в состоянии вместить пятьдесят восемь человек и совершить путешествие с ними в течение тридцати дней, да ещё с Таити!