Гавайская петля

– Понятия не имею. – А ведь он не врал, этот старый интриган, его прижали к стенке, и он почти смирился с судьбой. Он пытался обезопасить свою семью – по крайней мере, хоть это вызывало толику уважения. – В аэропорт мне ход закрыт… Перекантуюсь где-нибудь ночь, попробую договориться с каким-нибудь «яхтсменом» – может, отвезет меня в Гонолулу. Хотя и там… – Левиц в отчаянии махнул рукой. – Ладно, справлюсь, не впервой. У каждого человека имеется минимальный запас оптимизма. Если хотите, запомните мой номер…

– Чего он вам наболтал, Павел Игоревич? – накинулись на Туманова оперативники, когда он сел в машину.

– Помолчите, – буркнул он. – Василий, погаси фары.

Темнота окутала берег моря. Шевелились космы травы на обрыве – словно щупальца горгоны Медузы. Утробно рокотал прибой. «Судзуки» Левица постоял на месте несколько минут – видно, водитель решал, в какую сторону податься. Потом завелся, мигнули габаритники, вспыхнули фары. Он развернулся по широкой дуге и, покачиваясь на пересеченной местности, медленно пополз в сторону дороги. Взобрался на насыпь, притормозил – Туманов кожей чувствовал, как Левица терзают противоречия – повернул направо, к Барабоа.

– Давай за ним, – приказал Туманов. – Да не светись, Вася. Делаем все молчком.

– Павел Игоревич, может, все же расскажете… – заныл нетерпеливый Ордынкин.

– Молчком, я сказал. Потом, ребята, потом…

Дорога в ночной час не была абсолютно пустынной, и это было удобно. Проехал дребезжащий фургончик, догнал Левица – тот шарахнулся от него, как от проказы, – покатил дальше. «Чероки» выбрался на шоссе, Кошкин переключился на автоматическую трансмиссию.

– Ты бы хоть габариты включил, – посоветовал Ордынкин. – Какая-то хрень за нами едет – сейчас как даст по заднице.

– Включай фары, не бойся, – сказал Туманов. – И топай за этим смутным деятелем. Повисим. Посмотрим, куда он поедет.

А направлялся Александр Моисеевич, по всем приметам, в Барабоа. Он ехал медленно, неуверенно, дважды его обгоняли машины, издавая предупреждающие сигналы.

– И чего он тащится? – чертыхался Кошкин – любитель быстрой езды по ровной дороге.

– Кризис у человека, дай ему подумать. – Туманов обернулся – дорога за спиной была пуста. А впереди уже мелькали редкие огоньки Барабоа. Проехали развилку, за ней потянулись иллюминирующие световые опоры, рассредоточенные между пальмами. Дорога сделалась шире, углубилась водосточная канава, справа потянулись погруженные в темноту особняки, а слева пока еще простиралась саванна, заросшая высокой травой. Показалась еще одна развилка. Направо – дорога в город, налево – вроде бы объездная вокруг Барабоа – и долгая дорога на западное побережье острова. Не доезжая до развилки, Левиц включил правый указатель поворота (машинальное действие, не зависимое от наличия попутных машин), но когда до поворота осталось совсем немного, сбросил скорость, почти остановился – тащился медленнее пешехода.

– Ну, точно тормоз, – посетовал Кошкин, плавно замедляя ход.

– Остановись, Вася, – сказал Туманов. – Пусть человек решит.

Кошкин прижался к обочине. Думал Левиц недолго. Ехать в город он, видимо, передумал. Бог весть, что творилось в его голове. Замигал левый указатель поворота, «Судзуки» сместился влево, выехал на кольцо, покатил к объездной.

– Ну, блин, семь пятниц на неделе, – заворчал Кошкин, хватаясь за рычаг передачи. – У вашего приятеля, Павел Игоревич, похоже, прогрессирующее раздвоение ли…

И не договорил. Душераздирающий хруст ломающегося металла, как ножом по горлу!.. Откуда взялся этот мощный джип? Пронесся как стрела наперерез и долбанул стальным кенгурятником в правый борт «Судзуки». Машина смялась, как картонка, а джип, не сбавляя хода, протащил ее пару метров и сбросил в глубокий водосток. Никто не верил своим глазам. Затаив дыхание, все смотрели, как переворачивается смятая в лепешку машина, как отрывается задняя рессора, сплющивается салон. Джип, застывший на краю обрыва, злобно рычал, подрагивал. Свет фар озарял искореженный автомобиль. Сначала вспыхнуло что-то в двигателе, потянулся сизый дымок. Затем огонь разгорелся, охватил содержимое капота, перекинулся на салон. Две неясные тени соскочили с подножек внедорожника, вразвалку подошли к обочине, встали на краю. Пламя охватило всю машину, озарился клочок саванны, две неподвижные фигуры.

– Твою-то бабушку… – зачарованно пробормотал Кошкин. – Ну ни хрена себе! И что предпримем, Павел Игоревич?

– Ничего, – прошептал Туманов. – Уж поверьте, ребята, не происходит ничего необычного. К тому и шло, и Александр Моисеевич обо всем лучшим образом был осведомлен.

– Ага, тогда нам лучше не высовываться, – пробормотал Кошкин, гася фары.