Гавайская рубашка

Холодная вода обжигает руки.

Зачем нужны были все эти муки?

Вместе не спелись…

Я в чёрном ловлю лучи света,

Последние что остались от лета.

На солнце погреюсь…

Зима…

Он перестал петь и остановившись рядом с кроватью решительно снял гитару с плеча и облокотил её на кровать. В его подобном утреннем поведении и внешнему виду был заметен траур: чёрная майка, чёрные джинсы. Сделав четыре шага в сторону окна, он положил руки на подоконник. Голова повернулась сначала вправо, осматривая двор, влево и потом опустилась вниз. Рома повернулся спиной к подоконнику и снова положил на него руки, расставив их по разные стороны. Зажмуренные глаза и стиснутые зубы не давали словам и эмоциям вытиснуться наружу.

«Держись, мужик. Переживём. Сколько раз уже было такое? Нагадят в душу, а убирать тебе. Главное, учиться на своих ошибках и перестать ошибаться. Сколько можно…» – недоговорив про себя он открыл глаза. К ногам подошёл рыжий кот и начал тереться о них. Он был самым преданным слушателем, и казалось, всё понимал. Это он сейчас подошёл, когда Рома встал у окна, а до этого кот спокойно лежал на кровати и с умным выражением лица наблюдал за Ромой. Перестав тереться, кот сел напротив Ромы и пронзительно всматривался своими большими «стеклянными» голубо-зелёными глазами. Ещё немного, и из кошачьего глаза покатилась бы слеза. До того уж животное и человек стали связаны.

– Эх ты, дружок, – гладя по голове кота сказал он ему. – Расстроился, понимаешь меня. А ведь у вас котов всё просто – поныл по весне, побродил, поискал, «утолил жажду общения» с кошкой какой-нибудь, к какой хозяева подпустят, и бегаешь целый год довольный. А у нас всё намного сложнее… – Рома взял кота себе на руки, а тот даже не замурлыкал, как это обычно бывает с котами, которые хотят ласки. Его взгляд лишь немного изменился из печального в умный и понимающий, как будто он слушал и запоминал завет отца. – Сказала тебе девушка «Я тебя люблю», и ты ей сказал «Я тебя люблю, – во второй раз он произнёс эту фразу, говоря каждое слово по отдельности. – Всё хорошо, любовь! А потом «на тебе» – и всё обрывается. Зачем говорить «Я тебя люблю» а потом отрекаться от своей любви? Тупо. Больно. Это доказывает, что мир полон глупых людей, из которых большинство женщины, – кот не сводил с Ромы глаз. – «Я тебя люблю» это как клятва, как обещание. Раз уж сказал, то на всю жизнь. Понимаешь? – он слегка потряс кота. А что тот ему ответит? Его взгляд был ответом. Рома лишь вздохнул и произнёс куда-то в пол: «Понимаешь».

Немного присев, он поставил кота на лапы и снова вернулся в исходное положение. К подоконнику. Немного посмотрев безнадёжным взглядом в пол впереди себя, Рома плавно запрокинул голову назад и посмотрел в потолок. Потом закрыл ладонями лицо и, проведя руками по лбу, взъерошил недавно помытые волосы. Посмотрел на часы – пора выходить.

Рома отправился в свои очередные учебные будни. Пройдёт месяц, а может быть и два, и боль постепенно оставит в покое одинокое сердце. Он уже вышел из возраста, когда думают о самоубийстве из-за безответной любви, так что жизнь будет продолжаться и сама по себе восстановится. Вот только через пару дней Новый год. Встречать его и провожать старый придётся вновь без любви, без тепла, и теперь уже настроение явно не будет праздничным. Хорошо, что Рома не верил в поговорку «Как Новый год встретишь, так его и проведёшь». Несмотря ни на что он верил, что в новом году будет со своей половиной. Несмотря ни на что…

XVIII

В предновогодние дни в училище было скучно. Все были заняты подготовкой к празднику и пары зачастую проходили в отсутствие преподавателей. Радости от этого только прибавлялось. И, даже зимняя сессия, которая начнётся в начале января, не отвлекала юные умы студентов от беззаботного времяпрепровождения.

Холл училища и вахту за первую пару успели украсить – вчера ещё ничего не было. Разноцветная мишура, елочные игрушки на люстрах, ярко украшенный потолок сразу бросились Роме в глаза. Но ничто из увиденного не подняло его настроения и чувство праздника не вселило. Он отдал пальто в гардероб, где после первой пары, как бы это не показалось странным, толпилось человек тридцать. Кто-то из них, как и Рома, проснулись позже и, быстро позавтракав, натянув на себя штаны и второпях не почистив зубы, примчались на вторую пару, а кто-то изрядно пожалев, что проснулся на первую, хотел быстрее уйти домой и старался сделать это до звонка на пару. Если учитывать, что семь минут перемены уже прошли, то вывод напрашивался сам собой: большинство из тех, кто хотел уйти – уже ушли.