Гавань измены

Джек был хорошим пловцом и спас на удивление большое количество моряков: тех немногих, у кого хватило времени понять, насколько противно тонуть и сколь многого они еще не видели на этом свете. Они были иногда трогательно благодарны за спасение (хотя большинство было настолько поглощено хрипами, призывами о помощи и судорожными вздохами, вновь и вновь поднимаясь и погружаясь под воду, что у них не было возможности для такого рода мыслей). Другие же, как капитан Хартли сразу после спасения утверждали, что прекрасно справились бы и сами, возможно, подразумевая, что они внезапно научились бы плавать или хотя бы ходить по воде.

И все же, как бы ни были скупы их реакции, Джек почти всегда оставался добр к тем, кого спас, даже к самым неблагодарным, а Хартли ни в коей мере не был таковым.

Джек с теплотой думал о нем, пока шел от моря по белой пыльной дороге среди олив. Они не виделись много лет, хотя Джеку часто привозил ему бочки с вином, мебель и ящики с книгами, которые оставлял в ближайшем порту, хотя сам и не бывал в его доме на Гоцо. Но образ адмирала ясно вставал перед его мысленным взором, и Обри с нетерпением ждал встречи.

Дорогой редко пользовались: за последние полчаса по ней проехали лишь запряженная волами повозка и крестьянин с ослом. Точнее сказать, редко пользовались люди, но по обеим сторонам среди олив цикады беспрестанно издавали резкий металлический скрежет, иногда настолько громко, что было бы сложно вести разговор, не будь Джек в одиночестве. А как только он оставил позади маленькие поля и рощи, и зашагал по каменистой местности, где пасли коз, дорога превратилась в пристанище для рептилий.

В выжженной траве на обочине сновали мелкие серовато-коричневые ящерицы: крупные зеленые, по локоть длиной, бросались наутек при его приближении, а изредка попадающиеся змеи заставляли Джека замирать, поскольку вызывали какой-то суеверный и необъяснимый ужас.

На таких прогулках на средиземноморских островах он обычно видел черепах, к которым не испытывал совершенно никакой неприязни – скорее наоборот – но, похоже, на Гоцо они попадались нечасто, лишь через некоторое время после начала прогулки он услышал забавное ток-ток-ток и увидел одну маленькую черепаху, бегущую, определенно бегущую через дорогу, высоко приподнимаясь на лапах. Она убегала от более крупной черепахи, та, настигнув ее, быстро боднула три раза. Ток-ток-ток оказалось хлопаньем панциря.

— Какая тирания, — сказал Джек, подумывая вмешаться, но, то ли последние удары заставили маленькую черепаху, самку, сдаться, то ли она решила, что выказала достаточно отвращения к действу, к которому ее принуждали, в любом случае она прекратила издавать эти звуки.

Самец покрыл ее и, кое-как взгромоздившись на ее обреченную спину древними лапами с кожаными складками, воздел морду к солнцу, вытянул шею, широко раскрыл пасть и издал странный предсмертный вой.

— Будь я проклят, — сказал Джек. — Все так запутанно... Как бы я хотел, чтобы здесь оказался Стивен.

Не желая прерывать животных, капитан обогнул парочку и пошел дальше, пытаясь вспомнить строки из Шекспира, в которых упоминались если уж не черепахи, то хотя бы корольки, пока не достиг придорожной часовни, возведенной в честь святого Себастьяна. Кровь великомученику недавно подновили, и теперь она сияла поразительной яркостью и богатством. За ней располагалась частично разрушенная высокая каменная стена с когда-то позолоченными воротами из кованого железа, слетевшими с петель и покосившимися на кладку. — Должно быть, сюда, — произнес он, припоминая дорогу.

— Но, возможно, я ошибся, — добавил он парой минут спустя.

Дорожка, засушенное подобие парка или, скорее, зарослей кустарника по обе стороны и запущенный желтый дом, виднеющийся впереди, не были похожи на что-либо, что хоть как-то могло ассоциироваться с флотом.

Такая же небрежность встречалась ему и в Ирландии: заросшие дорожки, ставни, еле держащиеся на петлях, разбитые стекла в окнах, однако в Ирландии обычно это скрадывалось мелким дождем и смягчалось мхом. Здесь солнце палило с опустошенного ветром неба, не встречалось ничего зеленого, кроме нескольких пыльных дубов, и стрекотание бесчисленных цикад придавало пейзажу лишь еще больше резкости.

«Тот парень мне подскажет», — подумал он.

В глубине дворика находился желтый запущенный дом с ведущими к нему арочными воротами, слева, опираясь на столб, стоял мужчина — то ли конюх, то ли крестьянин — ковыряясь в носу.

— Скажите на милость, здесь живет адмирал Хартли? — спросил Джек.

Мужчина не ответил, одарив капитана лукавым, понимающим взглядом, и проскользнул за дверь. Джек услышал, как тот разговаривает с женщиной, они говорили на итальянском, а не на мальтийском, Обри уловил слова «офицер», «пенсия» и «будь осторожен».

Он чувствовал, что на него смотрят через маленькое окно, и вскоре вышла женщина с суровым лицом, одетая в грязное белое платье. Она напустила на себя жеманный вид и на довольно хорошем английском сказала:

— Да, это резиденция адмирала. Джентльмен прибыл по официальному делу?