Гавана, год нуля

Я рассмеялась и заметила, что ему бы не литературой заниматься, а математикой: это область, в которой доказательство — штука основополагающая. Но и в математике то, что доказано сегодня, завтра может быть пересмотрено, поскольку сами доказательства зависят от имеющегося на данный момент знания. Например, продолжила я, загоревшись, евклидова геометрия (здесь я, конечно же, имела в виду древнегреческого Евклида, а не своего друга) никогда не могла бы справиться с теми проблемами, которые решаются геометрией фрактальной, потому что каждая из них соответствует своему уровню нашего знания о природе, а они различны. Леонардо широко раскрыл глаза, а я, к счастью, сделала паузу, поскольку стоило мне произнести «фрактальная», как я тут же вспомнила о своем Эвклиде и поняла, что у меня совершенно вылетела из головы моя миссия на сегодняшний вечер. Я должна выжать информацию из Леонардо. А я совсем позабыла про лимон, позволив писателю увлечь себя речами. Леонардо улыбнулся, сообщив, что математика — совсем не его стихия и что эта самая математика в школе заставила его пережить немало весьма неприятных моментов, что его дело — слова, и да, конечно, он просит его извинить, потому что иногда говорит очень много, это правда.

— Тут не за что извиняться, наоборот, — ответила я, — это было чрезвычайно интересно и… как там зовут этого итальянца? Ну, с телефоном, он же герой твоего романа, так?

Леонардо закурил еще одну сигарету и сказал:

— Антонио Меуччи, заруби ты уже на носу, лиценциат, и забудь про Белла… — И прибавил: — Перекусить не хочешь? Тут неподалеку есть у меня один знакомый, пиццей торгует; зайдем?

Пицца. Пицца — блюдо с родины Меуччи. Таким изящным образом Леонардо поставил точку в сегодняшней презентации своего романа. Я сама была виновата, знаю, ведь вместо того, чтобы направлять разговор в интересующую меня сторону, я отдала инициативу в его руки и позволила себе увлечься тем, о чем он говорил. Вечно со мной так: начинаю разговаривать с мужчиной — и совершенно теряюсь. Как ни крути, моя задача — завязать с ним дружбу, а истощение тем для разговора в первую встречу делает следующую маловероятной.

Леонардо привел меня в некое место, где сначала нам предстояло пройти по узкому коридору, а уж потом мы оказались перед окошком, куда он просунул голову и достал оттуда две пиццы. Сказал, что мне повезло, потому что я застала его в такой день, когда он при деньгах.

— Я только что получил Нобелевскую премию, — прибавил он и засмеялся. И пояснил, что скоро будет опубликован его рассказ в антологии, которая издается в Испании, и пришел гонорар — двадцать пять долларов, так что теперь он богат, но мне лучше не строить планы на эти деньги, потому как у него есть сын, а сына нужно содержать, и вообще эти деньги ему надо растянуть надолго. Двадцать пять долларов — не бог весть что, но ведь это доллары, и на них можно купить то, что продается только на доллары, в том числе и самые элементарные вещи — оливковое масло или шампунь. А так как зарплату Леонардо платили только в национальной валюте, то да, сегодня он ощущал себя богачом. Я откусила от своей пиццы, изогнувшись, чтобы жир не попал мне на платье, и прежде, чем я успела хоть что-то сказать, писатель пояснил, что он шутит и на самом деле ему страшно нравится угощать других — правда, ему редко выпадает такая возможность. Поэтому он очень рад, что я появилась как раз сегодня. Я улыбнулась:

— Спасибо, в следующий раз приглашаю я.

Долг — залог следующей встречи. А в тот вечер, съев пиццу, мы отправились пешком по направлению к набережной Малекон, где я собиралась поймать попутку, чтобы ехать домой. Неожиданно Леонардо попросил, чтобы я остановилась: он, дескать, хочет лучше меня рассмотреть. Я замерла, уставившись на него с удивлением. А он пояснил, что просто я ему кое-кого напоминаю. Сказал, что в тот день, когда я открыла перед ним дверь у Анхеля, он подумал, что перед ним девушка, с которой он когда-то познакомился в Барселоне; лицом она очень была на меня похожа, и моя манера двигаться заставила его вспомнить о ней.

— А ты был в Барселоне? — спросила я, поразившись такому чуду.

Оказалось, да, Леонардо несколько лет назад там побывал. По его словам, прекрасное место, город, в котором кто угодно захочет остаться навсегда.

Я обнаружила, что у Леонардо особая манера говорить: слушая его, можно и глаз не закрывать, а ты уже как будто в том месте, о котором он рассказывает. Каждое его слово было словно кирпичиком города, который он строил у меня на глазах, и вот мало-помалу я оказалась в Барселоне. Мне не довелось путешествовать — я никогда никуда не выезжала с этого острова, но клянусь тебе, что у меня в памяти до сих пор живет город, возведенный для меня Леонардо, пока мы шли пешком по грязным улицам Гаваны, а он катил рядом свой «китайский велосипед».