Гавана, год нуля

Эвклид, утверждая, что документ находится у писателя, выражал большое сомнение, что Леонарду хватит научных знаний и компетенций, чтобы верно интерпретировать схему эксперимента Меуччи. Нет, невозможно! Он полагал, что все, что известно Леонардо, он вычитал в этих его статьях, тех самых статьях, которые я должна была постараться раздобыть раньше, чем писатель допишет этот свой роман. Эвклид настаивал на том, что нам нужен не только документ, но и вся информация, которой располагает Леонардо. А я молчала, прекрасно понимая, насколько я Эвклиду необходима, как важна для него сама возможность использовать меня. В такие моменты я испытывала особенное удовольствие от своей роли кукловода. Только забавы ради я пообещала уговорить Лео показать мне эти статьи. Как же иначе! Более того, я заявила, что готова пошарить в письменном столе и на книжных полках писателя. Эвклида это удивило, он хмыкнул и заметил, что это называется воровством, хотя в нашем случае… Он спросил, неужели я пойду на это, и я улыбнулась: «А ты сам разве ты не смог бы украсть ради науки?» Знаю, что подоплеки вопроса он не уловил, да и не надо, оба мы сошлись в том, что, когда речь идет о том, чтобы воздать должное и восстановить справедливость по отношению к Антонио Меуччи, все средства хороши. Все что угодно — ради науки.

Что касается Лео, я продолжила свои встречи с ним. Теперь мне уже не нужно было каждый раз оправдываться визитами в министерство образования; полагаю, что мы оба начали получать удовольствие от общения. Главной темой наших бесед тоже был, разумеется, Меуччи. Лео говорил, что я постепенно превращаюсь в записную книжку его романа. Прежде всего, я — отличный слушатель. Какой смысл в истории, если ее никто не слушает? Никакого. А я слушала, но, более того, я задавала вопросы и хотела знать больше. Поэтому, рассказывая мне о Меуччи, Леонардо делал паузы, размышлял, сосредотачивался на деталях, оформлял идеи. «Рассказывать вслух, — говорил он, — это все равно что писать, только не заботясь о грамматике». Я ощутила свою значимость, клянусь, — я была не просто слушателем, а живой записной книжкой. Красиво. Ведь так?

Понятно, что его рассказы были бы интересны любому слушателю. Да и сама история гения с несчастливой судьбой. После закрытия свечного заводика Антонио, при финансовой помощи одного друга, некоторое время занимался изготовлением фортепиано и декоративных элементов интерьера, после чего основал компанию «Clifton Brewery» — первую пивоварню по производству светлого пива в Статен-Айленде. Из огня да в полымя, как говорится. Став жертвой мошенников и дурного адвоката, в 1859-м он был вынужден отказаться от руководства предприятием, которое перешло в другие руки, расширилось и наконец превратилось в знаменитого производителя пива «Bachman’s Clifton Brewery». Совершенно очевидно, что призванием Меуччи было изобретательство, неточно не коммерция. Он потерял не только фабрику, но и дом, который был пущен с молотка, однако, к счастью, новый домовладелец позволил Антонию с женой остаться в нем уже в качестве арендаторов.

Еще одним примером его несчастливой звезды и свидетельством того, как кое-кто отлично сумел воспользоваться невезучестью изобретателя, были свечи. Несмотря на то что он запатентовал свои изобретения в этой области, Меуччи приходилось за какие-то жалкие гроши ишачить на компанию, владельцу которой, некоему Вильяму Э. Ридеру, он переуступил патенты.

Между 1860 и 1871 годами Меуччи занимается всем, что под руку попадется. Он работал над усовершенствованием керосиновой лампы, создав специальное устройство поддержания горения, которое обеспечило ровное пламя без копоти; он запатентовал несколько изобретений, связанных с производством бумаги, а также занимался производством шляп, шнурков и канатов. Наконец, он запатентовал методику, связанную с переработкой нефти и других масел при производстве красок, а еще разработал процесс, позволивший производить масло из нефти и керосина. Производство масла было поставлено на промышленную основу — не Меуччи, естественно. Кем же? А все той же компанией «Rider & Clark», созданной неким Кларком и тем же Ридером, засветившимся в истории со свечами.

Что же касается интересующего нас изобретения, Меуччи продолжал над ним работать. В 1857–1858 годах ему удалось создать электромагнитный телефон оптимального качества, объединявший в себе практически все характеристики современных аппаратов, в том числе использование двух отдельных устройств: для приема и передачи. Эта модель была зафиксирована на рисунке тех времен, выполненном художником Нестором Корради. В 1860 году аппарат был улучшен настолько, что передача речи оказалась доведенной практически до совершенства. Тогда Меуччи принялся искать в Италии потенциальных инвесторов, однако его родина переживала довольно острый политический кризис, и телефоном никто не заинтересовался. Не падая духом, Меуччи продолжил работать над усовершенствованием своего изобретения.