Гавана, год нуля

Я точно знаю, что ему не терпелось узнать, о каком таком важном деле мне приспичило с ним поговорить, а я, честно говоря, даже не знала, с чего начать. Однако немедленно начать разговор мы не могли. Он убрал торт, потом подложил тряпку под дверь, чтобы дождевая вода не проникла внутрь, потом поставил на огонь лимонное сорго и закурил сигарету. И только после этого сел напротив меня и объявил, что весь внимание. А я все еще не знала, с чего начать. И спросила его, считает ли он себя другом Барбары, на что он ответил утвердительно. Тогда я призналась, что влюблена в Анхеля, что у нас с ним отношения — пока еще не очень устойчивые, но уже довольно продолжительные, и эти отношения для меня важны, да, пожалуй, очень важны, подчеркнула я. Леонардо воспринял эту новость с заинтересованной ухмылкой и, когда я договорила, спросил: «И?» Тогда я сказала, что только что узнала, что Анхель спит с Барбарой. Улыбочка сползла с лица Леонардо. Он пожелал узнать, кто мне об этом сказал, и я ответила, что сама Барбара и сказала, в ходе нашего женского разговора, хотя никаких деталей я, естественно, раскрывать не стала. Было видно, что новость Лео не понравилась, потому что он встал, отпуская самые нелестные комментарии. Что оба они — сукины дети и что от Барбары он такого не ожидал. На мгновение мне показалось, что с писателем происходит то же, что и со мной: он влюбился в итальянку, а она без зазрения совести наставила ему рога с другим. Однако Леонардо развеял эти подозрения, они с Барбарой — просто друзья, однако он полагал, что дружба у них настоящая, а друзья о таких вещах друг другу рассказывают. Кроме всего прочего, он оказался дураком-простофилей, потому что, откровенно говоря, она все же ему немного нравилась. Это, впрочем, дело житейское, все равно ничего путного у них не получилось бы, а в довершение всего он сам и познакомил ее с Анхелем.

Лео пошел разливать по чашкам лимонное сорго, а когда вернулся и сел на прежнее место, прибавил, что с его стороны — никаких проблем, но мне он искренне сочувствует. Он поинтересовался, так ли уж сильно мне нужен Анхель, и я сказала, что люблю его и не намерена его терять из-за какой-то там туристки. «Когда мне что-то втемяшится в голову, меня не остановить — я пойду до конца, пока не заполучу желанное», — заверила я, а желаю я Анхеля, причем целиком, поэтому и пришла просить Лео: пусть уберет Барбару куда подальше, а? Поскольку они с Анхелем друзья, он мог бы помочь мне устроить так, чтобы итальянка его позабыла, чтобы нашла себе другого тропического мачо, готового оказать ей соответствующие услуги, — как ни крути, а этого добра в стране с избытком. Сказанное о тропическом мачо вовсе не относится к нему самому, уточнила я, и Лео меня понял. А в обмен на его помощь я готова предложить ему свою. Леонардо взглянул на меня поверх очков, уверяя, что со всей душой окажет мне поддержку, хотя и не видит, в чем я могла бы помочь ему. «В том, чтобы твой роман стал совершенным», — ответила я. А он, судя по всему, не понял. Тогда я поднялась, ощущая свою важность. Сначала я напомнила ему о некой недостающей детали, без которой роман не сможет стать совершенным настолько, чтобы все разинули рот. Лео взглянул на меня с явным интересом, кивнув в подтверждение моих слов, а я оперлась руками на спинку стула, посмотрела на него взглядом человека, который собирается сбросить бомбу, и выпалила:

— Тебе недостает документа, собственноручно написанного Антонио Меуччи, который принадлежал Маргарите.

Писатель остолбенел так же, как я после откровений Барбары. Такого он явно не ожидал, нет, господи боже ты мой. Несколько секунд он сидел, уставившись в одну точку, а потом отреагировал:

— Вот уж сюрприз так сюрприз, иначе и не скажешь.

Потом схватил ведро и направился к двери, где, отжимая над ведром тряпку, успевшую насквозь пропитаться водой, заявил, что, судя по такому прологу, разговор ожидается длиннее и интереснее, чем он мог бы ожидать. А я ж предупреждала!

Когда он снова сел, я сказала, что имею шанс получить доступ к этому манускрипту и предлагаю ему сделку: я добываю документ, передаю ему, а он выкидывает итальянку из жизни Анхеля. Сделка справедливая. Я подумала, что таким образом отомщу Эвклиду, который утратит реликвию; Анхель вернет себе реликвию неполную — как возмездие за шашни с итальянкой; Леонардо получит документ и распорядится им самым правильным образом. А мне достанется Анхель. Торжество справедливости, как оно есть. С моей точки зрения. Вздохнув, писатель сказал, что ему эта сделка кажется вполне приемлемой, да, определенно, это хорошая сделка; единственная проблема — то, о чем я, по-видимому, не в курсе, а именно: итальянка тоже имеет отношение к этому документу.