Сделав первый шаг, он уже не мог перестать проявлять активность. Первоначально его пригласили в редколлегию журнала с непременным условием, чтобы он вступил в Союз писателей, так как, будучи успешным драматургом, он имел больше шансов быть принятым туда, чем его не столь известные коллеги. Когда же он наконец вступил, его поразило шизофреническое поведение многих членов Союза, не скрывавших пренебрежительного и просто наплевательского отношения к влиятельным должностям, которых они раньше так добивались. Гавел, наоборот, «до всего докапывался, приходил всегда подготовленным <…> все время критиковал те или иные недостатки и вносил какие-то предложения»[191]
. Это, как он обнаружил, прибавило ему работы и новых задач. Беспартийные слои общества в то время уже могли публично заявлять о себе, и Гавел встал во главе Актива молодых авторов («несколько диковинного учреждения»[192]), а в дальнейшем и Круга независимых писателей.Гавел и его друзья (а впоследствии – противники) по журналу солидарны в том, что их решительная защита этого издания сыграла воспитательную роль и стала примером для более широкого круга официально признанных авторов, которым, тем не менее, претила официальная линия и мешали ограничения, какие она налагала на их творчество. Если даже группа беспартийных хулиганов смогла противостоять могущественному Союзу, а косвенно – и еще более могущественной партии, защищая, казалось бы, сомнительный журнал, может быть, пришло время и им открыто выразить свои взгляды?
Эпизод, связанный с журналом «Тварж», и работа в качестве функционера не только укрепили престиж и авторитет Гавела в интеллектуальных кругах, в особенности среди молодого поколения, но и привлекли к нему внимание властей и внушающей страх Госбезопасности – этого государства в государстве, построенного, как и многие такие учреждения, по образцу советского КГБ. Антикоммунистическая листовка, посланная в театр, вероятно, в порядке провокации (о которой, как о провокации, Гавел заявил в полицию), имела своим следствием кафкианский визит некоего капитана Одварки и еще одного гебиста к Гавелу домой и его дальнейшую постановку на учет в виде кандидата в секретные сотрудники. В этой картотеке оказывались и многие впоследствии уже настоящие секретные сотрудники, и будущие «враждебные элементы», что определялось в зависимости от того, насколько данный человек был готов или способен сопротивляться давлению. Порой один и тот же человек считался тем и другим. Из беседы с Гавелом в тот день посетители извлекли не слишком много полезных для себя сведений; при этом они были не первыми и не последними, на кого произвели впечатление его вежливость и учтивость. В любом случае они, конечно же, должны были догадаться, что прощальные слова Гавела, что он считает их встречу «источником вдохновения для своей литературной деятельности»[193]
, следует воспринимать не как многообещающее начало, но как фразу «бравого солдата Гавела».Уведомление
Гросс. С вашего разрешения, пан директор, я привел голый факт…
Балаш. Ну и что же? Мы не намерены раболепствовать перед фактами!