Аня смущенно опустила глаза. То ли слова о сумме ущерба вогнали ее в стыд, то ли это жаркий взгляд. Еще никто и никогда так на нее не смотрел. Этот взгляд, он раздевал ее, он осматривал ее тело, как будто она была без одежды, и самое стыдное было в том, что ей это нравилось.
— Аня… — промямлила она, краснея и чувствуя, что ей жарко.
— С вас чашка кофе и шоколадка за то, что вы разрушили эту сделку века. Вы согласны?
— Но я… я не могу… я шла домой… меня ждут…
— Моя машина там, пойдемте. Кафе я сам выберу. Это только кофе.
Гавр подхватил под локоть мямлящую девушку и увлек ее в свою машину. Аня металась между словом "нет" и вопросом к себе — "Почему нет?" Ведь она виновата, все бумаги этого мужчины так и лежали в луже, а он даже не стал возмущаться. Аня еще раз взглянула на него. Такие мужчины на нее обычно и не смотрят… Потом она вспомнила, что ей пора домой… Хотя, после курсов английского у нее есть промежуток времени, когда она может посидеть в кафе вот с таким настоящим мужчиной — обходительным, галантным, таким взрослым и так смотрящим на нее, что жар постоянно волнами охватывал ее тело. Волнение и томление в груди не оставляли ее, как будто сказка стала реальностью — и вот он — принц, а она — Золушка, и волшебство в ее жизни произошло, и она в сказке, и совсем не хочется думать, что с ударом часов все изменится…
ГЛАВА 8
Зал ресторана "Прага" на новом Арбате поражал Гавра своей безвкусицей и совковской роскошью. Он как будто попал в музей прошлого, где люди, жившие при коммунизме, так хотели получить кусочек капитализма, ну хоть малую толику того, куда им был вход воспрещен. И вот, наверное, в этом ресторане и воплотился капитализм. Только вот одно "но" — это было восприятие капиталистической роскоши советского человека, а не то, как на самом деле выглядит роскошь там, за бугром. Поэтому Гавру и было так интересно созерцать это место — самое главное в жизни советских людей еще до перестройки, да и в это время. Ресторан "Прага" даже сейчас держал марку элитного места, куда хотели попасть те, кто вышел из грязи в князи, как принято называть обычное быдло, дорвавшееся до денег и положения в обществе. И вот таким быдлом здесь все и кишело. Хотя все и вели себя спокойно и культурно, но по одежде, повадкам и манерам посетителей Гавр видел, откуда вышли эти люди. Он, как человек, выросший на западе, в эпицентре этого самого пресловутого капитализма, с интересом рассматривал вульгарный интерьер ресторана и такую же публику. Он не понимал, как тяжелые тряпки с кистями на окнах могут называться шторами, а дурацкие стулья с бежево-розовыми мягкими вставками — быть удобными. И еще эти столы, застеленные толстыми скатертями в тон стульев, и такие же стены с картинами, где изображалась еда в стилистике реализма пятидесятых годов.
Гавр перевел взгляд от созерцания этого заведения на девушку, сидящую напротив него. По ее восторженным глазам и румянцу на щеках он понял, что как нельзя лучше угадал с заведением, куда нужно привести такую, как она. Наверное, она еще от мамы в детстве слышала о самом крутом ресторане Москвы, о "Праге". И вот он осуществил несбыточную мечту ее родителей — посетить это заведение, пригласив ее сюда. Гавр поморщился от примитивизма этих людей и придал взгляду всю пылкость страсти.
— Ты сегодня очаровательна. Выбирай, что ты хочешь? — Гавр указал ей на меню, видя, что официант в услужливой позе так и стоял рядом с ними все это время, ожидая заказа.
Аня почувствовала, как опять вспыхнули ее щеки от его взгляда и быстро опустила глаза в меню. Там строчки смешивались и расплывались перед ее глазами, она никак не могла сосредоточиться на странных, непонятных ей названиях блюд, а их цены окончательно сбили ее с толку.
Официант переминался с ноги на ногу, и Аня, понимая, что исчерпала весь резерв времени, положенного на выбор, ткнула пальцем на первое попавшееся блюдо. Официант сделал удивленные глаза, но записал заказ. Гавр видел, что заказала эта простушка, видно впервые вообще посетившая ресторан, но он не стал ей помогать. Он был настроен на игру и получал удовольствие даже от таких мелочей, как созерцание этой дуры. Никем другим он ее не считал, хотя она была порой и забавна. Так мило краснела и терялась, и так легко велась на его развод.
Со своим заказом Гавр быстро определился и опять улыбнулся девушке, помня о своей игре и постоянно поддерживая ее.