Гавр скосил взгляд на профиль парня, сидящего рядом с ним, еще раз ловя себя на мысли, что ему нравится смотреть на Лекса. Да что там "нравится" — он хочет вот прямо сейчас ударить по тормозам и, стянув эти узкие брючки с его поджарой задницы, вставить ему без всякой смазки и подготовки, так, чтобы он выл и скреб ногтями дверь машины… Но нельзя. Игра только началась, и он не будет спешить; свое он всегда получит.
В "Метелице" было шумно, многолюдно и весело. На сцене пела певица, которую Алеша видел по телевизору, а здесь — вот, пожалуйста, она вживую поет и все под нее пляшут. К Гавру постоянно подходили какие-то люди, здоровались с ним, потом с Алешей.
Всем своим знакомым Гавр представлял Алешу как Лекса. Это имя постоянно коробило Лешку, но он молчал и тоже здоровался с его знакомыми. Не за руку, как он привык, а прикладываясь щекой к щеке три раза — как оказалось, сейчас так принято здороваться. Леша сдержано выносил этот ритуал не очень приятных ему прикосновений, но раз так нужно, он терпел. Потом Гавр настоял, чтобы он выпил коктейль, а то его напряженный вид не соответствовал общей расслабленности. Конечно, коктейль снял напряжение и чувство нахождения "не в своей тарелке", но больше Алеша пить не стал. Ему не хотелось терять здесь контроль, хотя и не доверять Гавру у него не было оснований.
В течение вечера они постоянно перемещалась в этой толпе, и часто рука Гавра оказывалась то на его талии, то на бедрах. Алеша понимал, что это случайность: Гавр просто боится его потерять в этом хаосе и не нарочно так попадает рукой, увлекая его за собой.
Вытерпев этот вечер в таком бестолковом времяпровождении, Леша наконец отпросился у Гавра домой. Тот понимающе кивнул и вызвал ему своего водителя с машиной, сказав, чтобы тот его довез до дома. На Лешкины возражения он только усмехнулся и сказал, что не потащит же он новые вещи в метро. Алеша не стал спорить, ему нужно было домой — сиделка бабушки скоро должна была уйти.
Очередной ресторан поражал Аню своей роскошью — она уже и не запоминала их названия, так часто встречи с Гавром теперь стали происходить вот в таких ресторанах. После перевода первых бумаг он долго восторгался ее профессионализмом и чуть ли не слезно умолял продолжить помогать ему. Так как у него были еще документы, которые нужно было перевести. Аня смущалась таким восторженным отзывам о своих знаниях английского, но так и не смогла отказать Гавру в дальнейших переводах его бумаг. Да и для ее практики языка это полезно; это было разумное оправдание того, что происходило в ее жизни. И вот опять они в ресторане, и опять Гавр заверяет ее, что просто не успел поужинать и поэтому их сугубо деловую встречу перенес сюда.
— Это тебе, — Гавр положил перед Аней бархатную коробочку.
Аня знала, что нужно отказаться, нельзя принимать подарки… но ведь посмотреть она на это может… а потом сразу откажется. И Аня открыла крышечку. В глубине такого же бархатного дна, как тонкая змейка, лежал браслет из белого золота и мерцал неподдельным блеском маленьких бриллиантиков по всей своей длине. Аня как зачарованная смотрела на эту змейку, и когда она, с помощью ловких рук Гавра, защелкнулась на запястье девушки, Аня не смогла отказаться…
— Гавр… я не должна это брать…
— Аня, ты делаешь работу, ведь перевод — это серьезная работа, и при этом отказываешься брать за работу деньги. Я чувствую себя в очень неудобном положении перед тобой, пойми это. А скромный подарок — лишь проявление моей благодарности тебе. Прими его, иначе я тоже не смогу пользоваться твоими услугами как переводчика.
Аня смотрела в глаза Гавра, а потом опять на мерцание тонкой змейки на своей руке. Она так ей шла, к ее тонкому запястью; казалось, этот браслет был создан для нее.
— Спасибо, Гавр.
Гавр улыбнулся очередной своей обольстительной улыбкой и поднес ее тонкие пальчики к своим губам.
В этот вечер, провожая ее до дома, Гавр зашел в подъезд вместе с ней, сказав, что уже поздно, и он волнуется за нее. А дальше Аня ощутила, как сильные мужские руки смыкаются на ее спине, и она оказывается вжата в его тело. И когда его губы накрыли ее, она не успела ничего сказать, лишь ощутила, как властно врывается его язык в ее рот и как с жадностью терзает его. И она не сопротивлялась такому вторжению. Так ее еще никто и никогда не целовал: властно, грубо, по-хозяйски, как будто она уже была его, как будто ему принадлежала. От этого напора сердце в груди колотилось так, что в ушах все звенело, а действительность расплывалась и исчезала.
А потом он отстранился и быстро вышел из подъезда. Аня поправила на себе одежду, которая вся сбилась от такого шквала страсти, и медленно стала подниматься по лестнице, еще чувствуя его вкус и уносясь мечтами в романтическую сказку о прекрасном рыцаре, который появился в ее жизни.