Пришла зима, двухтысячный год шел к своему завершению. Алеша вспоминал слова своей бабушки, которая говорила, что к концу года всегда все обостряется, проявляются все проблемы и трудности, но главное — дождаться Нового года, и тогда все наладится. Вот этим Лешка и жил, веря в слова бабушки, что главное — пережить окончание года, а потом все наладится. Хотя он уже и не надеялся, что в его жизни может что-либо наладиться.
Теперь Гавр стал регулярно брать его с собой в разные клубы, прося составить ему компанию. Алеша не любил клубы, ему претила вся эта тусовка и тот образ жизни, который она вела. Но Гавр был единственным человеком, с кем он вообще мог поговорить, для кого он не был пустым местом. Иногда Алешке казалось, что его не существует, так безразлично относились к нему все остальные. Официанты в клубе, где он работал, и раньше-то особо с ним не общались, а теперь и подавно, считая его любимчиком хозяина. Алеша понимал, что они правы, и не обижался на коллектив, который его отверг. Отношения с Генкой, несмотря на то, что тот помог ему сюда устроиться, так и не восстановились, и вообще Леша заметил, что Генка старался его избегать. Но раз человек не хочет общаться, так зачем к нему лезть.
Дома была бабушка, которая теперь практически не говорила, и если раньше, до того, как ее парализовало, он всегда делился с ней своими мыслями, мечтами и переживаниями, то теперь, видя перед собой ее, он понимал, что бабушка уже другая. Хотя он все равно говорил с ней, а она молчала и смотрела в потолок. Вот такое было теперь у них общение.
В коммуналке где они теперь жили, соседи тоже особо не общались друг с другом. Один из жильцов, мужчина лет пятидесяти, постоянно пил, и у него был свой круг общения. Хорошо, что хоть пил он у себя в комнате со своими друзьями, и в целом вели они себя тихо. Еще там же жила пожилая женщина, уже вышедшая на пенсию, которая все дни проводила за просмотром телевизора, и ее дочка, которая занимала еще одну комнату. Та постоянно работала, и ее Алеша заставал на их общей кухне.
С началом зимы отношения с Аней у него тоже не складывались. Хотя он сам себя винил в этом — слишком он был занят своими проблемами и совсем забыл о ней. А вот теперь Аня, когда он встретил ее после института, сказала, что сейчас у нее начнется сессия, и ей не до встреч. Алеша понимал, насколько важна Ане учеба, и не стал настаивать на своем, решив, что дождется окончание ее сессии в институте. Конечно, ему было одиноко и плохо без нее, но он готов был терпеть и ждать. Ведь она была для него единственным близким человеком. Тем более в следующем году она оканчивала институт, и они должны были пожениться. Мысль о том, что он создаст свою семью, согревала Алешку и давала ему силы жить.
Одно его радовало — это возросшее количество проката в ЦСКА. Постепенно слух о нем как о хорошем тренере распространился среди частников, и к нему стали обращаться за тренировками — давать своих коней напрыгивать и тренировать. Впервые Алеша ощущал, что такое быть тренером по-настоящему. К его словам прислушивались, на него смотрели с уважением, а главное — его ученики стали выигрывать на соревнованиях. Вот это был реальный показатель его мастерства, да и кони, которых он готовил, менялись после его работы и тоже показывали стабильные результаты. Алешка осознал, как важно не только получать знания — а это то, что он делал все эти годы, — но и уметь их отдавать другим. Это было так удивительно — отдавать людям то, что он умел, что знал, передавать свой опыт, свои знания, мастерство. Его ученики, ждущие тренировок, окрыляли его и давали силы жить и верить в то, что все может измениться к лучшему. Раз столько людей верят ему, так почему тогда он не верит в то, о чем мечтал? Ничего, он еще вернется в спорт, будет ездить на соревнования и поедет на олимпиаду.
Гавр в очередной раз слушал восторженные речи Лекса о его планах в спорте. Конечно, его это доставало, однако он уже привык выслушивать все это как фон, даже не вникая в суть излияний сидящего перед ним за столиком в клубе парня. Гавру больше нравилось смотреть на него, и еще ему нравилось, как на Лекса смотрят другие и как ему, Гавру, завидуют его знакомые, видя с ним такого спутника. К зиме Гавр настоял на поездке с Лексом в очередной бутик, сказав, что он же не может всю зиму ходить с ним по клубам в осенней одежде. На лице Лекса хоть и отразилась вся бесхитростная гамма эмоций — от возражения до растерянности, — но он согласился, и вот теперь Гавр любовался им, в очередных брендовых шмотках, которые на нем так изумительно смотрелись.
Две девчонки, проходящие мимо их столика, на минуту застыли в немом изумлении, но потом та, которая опомнилась первой, увлекла за собой подругу. Леша даже не заметил их, продолжая вещать об успехах своих учеников.
Девчонки, отойдя чуть подальше, заняли выгодную позицию, откуда они могли наблюдать за мужчиной в деловом костюме и Лехой… тем самым Лехой из их амуничика в ЦСКА.
— Надь, это Леха? Или я перебрала лишнего?