Знавшие в это время Принципа вспоминали, что он особенно интересовался русской литературой. Часто его видели с книгами Гоголя и Достоевского. А вот Льва Толстого, судя по всему, он не любил.
Доброслав Евджевич хорошо запомнил, при каких обстоятельствах познакомился с Принципом. Однажды он сидел в сараевском парке с томом Толстого в руках. Неожиданно к нему подошел его ровесник и, даже не поздоровавшись, заявил, что «все книги Толстого нужно сжечь, потому что он проповедник непротивления злу насилием». «Это были первые слова, которые я от него услышал», — вспоминал Евджевич много лет спустя.
«Мы, — писал в свою очередь Любибратич, — хорошо знали о французской революции и о людях и событиях той бурной эпохи, о революционном 1848 годе и о Парижской коммуне. Мы читали произведения русской литературы, которые были пронизаны образом революции. Отзвуки русской революции и забастовок 1905 года еще раздавались в наших краях, и мы много слышали о них… нас особенно притягивали к себе книги с загадочными названиями. Но ничто не могло сравниться с магическим действием таких слов, как «революция», «покушение», «забастовка».
За чтением Принцип проводил целые ночи. Большой популярностью среди боснийских гимназистов в то время пользовался Фридрих Ницше, и не только его философские работы, но и стихи. Принцип, довольно посредственно говоривший по-немецки, тем не менее с особым удовольствием декламировал наизусть на родном языке философа-поэта стихотворение из его книги «Ессе Ното» («Се человек»):
Впрочем, Принцип читал не только Чернышевского, Кропоткина или Ницше. С таким же удовольствием он «глотал» романы Вальтера Скотта или Александра Дюма. Еще одним его пристрастием была антиклерикальная литература. Принцип говорил, что «сифилис и клерикализм — это несчастное наследство Средневековья, которое цивилизация до сих пор не умеет лечить», и «самыми ужасными словами» ругал «божественное происхождение власти Габсбургов».
…В тюрьме Принцип скажет, что именно тогда, в 1911 году, начал понимать, «какими должны быть идеалы в жизни».
«МОЛОДАЯ БОСНИЯ»
В начале прошлого века в Боснии и Герцеговине начала формироваться весьма любопытная молодежная «прослойка». Это были гимназисты, ученики старших классов школ и училищ, студенты. В основном — дети крестьян, совсем недавно ушедшие в город и прекрасно знавшие, как живут «простые люди». Появившееся благотворительное общество «Просвета» («Просвещение») давало стипендии наиболее успешным выпускникам училищ и гимназий для учебы в университетах Праги, Вены, Загреба или Белграда. Студентам из Боснии давало стипендии и сербское правительство.
Тогда же начали возникать и первые кружки учащейся молодежи. Вообще-то по законам того времени гимназистам и учащимся запрещалось участвовать в деятельности гимназических, студенческих или спортивных обществ под угрозой исключения. Такие правила действовали именно на территории Боснии и Герцеговины — в Хорватии или Чехии дело обстояло иначе. Но, как известно, если нельзя, но очень хочется, то всегда можно найти вариант. Разнообразные ученические организации начали действовать полуподпольно и подпольно. Они были разными — от добровольных читален и литературных обществ до радикальных политических кружков.
Подобные кружки, кстати, возникали по всей империи. В Вене — «Заря», в Загребе — «Вал», «Вихрь» и «Хорватский ученик» (по названию одноименного журнала), в Славонии — «Возрождение», в Сплите — «Юг», «Знамя» и «Единство». И т. д. и т. п. Многие из участников и организаторов покушения 28 июня 1914 года прошли через такие кружки. Гаврило Принцип не был исключением.
Забежим немного вперед. В феврале 1915 года, когда Первая мировая война, начавшаяся после сараевских выстрелов Принципа, была уже в самом разгаре, сам террорист и его соратники сидели в тюрьме, а трое из них были повешены, их уцелевший товарищ встретился в Париже с русским революционером-эмигрантом Львом Троцким. Встреча происходила в знаменитом кафе «Ротонда», одном из самых богемных мест Парижа того времени.
«Рядом со мною, — описывал ее Троцкий, — в углу cafe a la Rotonde, в клубах табачного дыма, равного которому нигде не найти, сидит молодой серб. Несмотря на крайне пестрый состав публики, вы невольно остановите на нем глаза. Это одна из тех фигур, которая как бы создана для того, чтобы возбуждать беспокойство в людях порядка. Высокий, худой, но крепкий, смуглый, с выражением тревоги и энергии в глазах и чертах лица, он остро присматривается ко всем и ко всему, жадный до впечатлений чужой жизни, но способный не растворяться в ней. У этого молодого человека, почти юноши — ему теперь вряд ли 23 года, — есть своя цель. Это босняк, ближайший друг Принципа и Илича».