Газели

Над головой моею осенних дней листопад.
Но что тебе в том? — С тобою весенний ликует сад.

Возможно ль живым остаться, когда ты выйдешь пьяна,

С подколотою полою, тюрбан надев наугад?

Мое изранено тело, и кровь ручьями течет:

Я рвал его сам зубами, все раны мои горят.

Что солнце в пыли — не диво. Но тонкая пыль пушка

На солнечном лике милой чудеснее во сто крат.

С утра в кабачке сижу я, и сделал мне мальчик-маг

Зуннары из кос любимой, как то предписал обряд.

Прекрасен дворец для сердца, но сто опасностей в нем.

В лачуге пьянства свободу и боль обрести я рад.

О Навои, если хочешь спокойствия хоть на миг,

Храни от раздумий сердце и сам не гляди назад.

* * *

Уже белеет голова, да и зубов уж многих нет.
Пора собраться в дальний путь, кончай свои дела, поэт.

Давно ли молодость цвела, а смотришь — старость тут как тут.

Как ни хитри — один конец в долине горьких зол и бед.

Кто, сорок лет давно пройдя, переступил за пятьдесят,

Тот знает, что добра не жди, когда уже ты стар и сед.

Твой посох — тетива, твой стан согбен, как лук; что скоро сам

Стрелой из мира улетишь — других не надобно примет.

Когда со всех шести сторон ожесточились семь небес,

Что пользы шестьдесят тебе иль семьдесят минуло лет.

Известно: молодость — весна, а зрелость — осень. Если так,

То старость сравнивать с зимой поэтам я даю совет.

Увы! Ни осень, ни весна мне счастья больше не сулят.

Пришла моя зима — и в снег, как в саван, я уже одет.

Непоправимо устает от долгой жизни человек!

Сосед сказал: «Сто лет живи!» — тебя он проклял, твой сосед.

Свой путь все люди на земле к забвенью держат, Навои!

Когда стремишься к цели ты, иди и сам за ними вслед.

Часть 3.

Сердце взял мое сын мага, кубки магов срок подать,
Ведь теперь для нас не благо — в праведности пребывать.

Разлучился я с луною, вне себя я быть хочу:

Чаши мне подай, о кравчий, небу вечному под стать.

Нам, кабацким забулдыгам, пить вино разрешено.

В том, кто видит мир в руинах, поселилась благодать.

Кравчий, мы впитали душу жизненосного вина,

Но уста усладу пьющих не желают уставать.

Хмель сродни душе и крови, не затем ли мудрый врач,

Кровь пустив, ее частицы склонен «душами» назвать?

Поутру б опохмелиться, да закрыт питейный дом,

Вот и я зову аллаха — «Все способный отверзать!»

Отчего в питейном гомон? Видно, с девушкой-лозой

Навои, подобно пиру, любит шашни затевать.

* * *